— И отчего они умерли?
— Попали в катастрофу. Мать везла отца в больницу с очередным инфарктом, и «скорая помощь» съехала с дороги и покатилась вверх тормашками по насыпи. Позднее я узнала, что лопнула передняя шина — они ехали на очень высокой скорости.
— Так ты действительно была одна. — Куинн поморщился. — Будь он неладен, этот Пери.
Такого оборота она не ожидала.
— При чем тут Пери? Он поступил, как считал нужным.
— Только не воображай, что он святой. У него был точный расчет.
— Что ты имеешь в виду? Он был так добр.
— А ты никогда не спрашивала себя, с чего бы это ему быть таким добрым?
— Ну, думаю, он беспокоился обо мне и…
— Черта с два беспокоился. Это он все подстроил.
У Элизабет вытянулось лицо.
— Ты думаешь?..
— Я не думаю, я знаю.
— Но он всего-навсего…
— Он не только показал тебе мое письмо, но запустил всю эту игру. Все было рассчитано.
Элизабет замотала головой, но Куинн не дал перебить себя:
— Сегодня вечером он признался в этом.
Ее сонливость как рукой сняло.
— Значит, ты говорил с ним?
— После Керрадайна я зашел к нему. Я сказал, что хочу знать правду и, если придется, выколочу ее из него. У меня и так руки чесались свернуть ему шею.
— Но почему? Не понимаю.
— Ты никогда не задавалась вопросом, что вообще принесло меня в Англию?
Догадка молнией сверкнула у нее в мозгу.
— Неужели Пери?.. — еле слышно прошептала Элизабет.
— Вот именно. Он первым написал мне, что «какая-то смазливая секретутка» пытается подцепить папашу… Я был занят и не обратил особого внимания. Потом он снова написал, теперь уже в панике, что ты по ночам заходишь в комнату к Генри, берешь деньги и подарки…
— Вранье! — взорвалась она.
Куинн продолжал, будто не слышал:
— Пери писал, что Генри клюнул на твой крючок, а когда он попытался «вразумить» старика, то получил звонкую оплеуху. И добавил, что, если я срочно не приму меры, мы приобретем двадцатилетнюю мачеху…
— И ты всему этому поверил! — с хрипом вырвалось у нее.
— Настолько, что забеспокоился, — признался Куинн. — Я взял несколько выходных и приехал, чтобы лично во всем разобраться. Первым делом стало ясно, что Пери прав: между тобой и Генри было нечто гораздо большее, чем обычные отношения между секретарем и работодателем. Я наблюдал за вами, видел, как ты ему улыбаешься, как кладешь руку ему на плечо. Видел, как оживляется его лицо, когда ты заходишь в комнату, как он не сводит с тебя глаз… А потом в банке дела осложнились, и мне пришлось снова уехать в Бостон. Вот тогда я написал Пери. Когда я вернулся в Солтмарш, мое убеждение, что Генри втюрился, только укрепилось.