Непонятный страх, природу которого Александр так и не мог объяснить, закрался в сердце.
«Да ладно! Чего я медлю? Неужели боюсь привидений?» - бодрился Белов, но в глубине души он не исключал такую возможность.
Первым, кто сказал про призрака, был Федор. Лайза только посмеялась над Лукиным, а через несколько часов произошло нечто, испугавшее ее настолько, что у девушки случился нервный срыв, и память сама вытеснила страшное воспоминание.
Получается, что призрака видели уже двое? Могло ли это быть простым совпадением?
«Конечно, нет, - решил Белов. - Это вовсе не совпадение. Наоборот, россказни Федора отложились у Лайзы в подсознании.
Она устала, измоталась, плюс еще эта сцена в аэропорту, потом и сам Лукин, побитый и возбужденный. Вот Лайза и убедила себя в том, что видела призрака. Все просто...»
Конечно, вроде бы все сходилось. Но Белов поймал себя на мысли, что скорее не Лайза убедила себя в реальности призрака, а он сам старается убедить себя в его отсутствии.
Ведь он явственно слышал вой, о котором упоминал Лукин. Вой и еще... Эти светящиеся линии на стене. Неужели они ему померещились?
«Да нет же. Они действительно были и складывались в какой-то рисунок. Но в какой?».
Дальше медлить было нельзя. Белов вдруг осознал, что если он не выяснит это прямо сейчас, то потом уже не решится никогда.
Он выключил фонарик. Анфилада погрузилась во тьму. Перед глазами еще несколько секунд бегали разноцветные огоньки, но потом они исчезли, и Белов на ощупь медленно пошел вперед.
«Alone in the dark». «Один в темноте» - так называлась знаменитая «страшилка», одна из любимых компьютерных игр Ивана. Саша никогда не мог понять, что может быть интересного, а уж тем более - страшного, в обыкновенной темноте?
Темнота всегда была для него чем-то сродни пустоте. Но сейчас он чувствовал совершенно другое. Этот густой мрак, заполнявший первый этаж митрофановского особняка, таил в себе нечто зловещее.
- Ах! - Ольга тихонько вскрикнула и открыла глаза.
На стуле рядом с кроватью сидел Шмидт и читал толстую книгу в красном переплете. Увидев, что Ольга проснулась, он улыбнулся и захлопнул книгу.
- Доброе утро! - сказал он, взглянул на часы и поправился. - Точнее, день. Ну, если еще точнее - вечер. Сейчас шесть часов.
Ольга смотрела на него так, словно никак не могла взять в толк, что он тут делает.
Но Шмидта это не смутило. Слова доктора Наршака произвели на него сильное впечатление. «Недостаток внимания и тепла, - на все лады повторял про себя Шмидт. - Кажется, я старею - становлюсь излишне сентиментальным». Самоирония была лишь маскировкой - на самом деле Шмидт был твердо уверен, что все делает правильно. Он, как и Белов, не хотел повторять прежние ошибки.