Я упал на софу и захохотал.
– Витя, ты что, плачешь?! – умилился принц Поддатский.
Я уже не просто ржал! Я теперь ржал с подвываниями, всхлипываниями, сучением ножками и настоящими слезами!
Я был по-настоящему счастлив! Хорошо мы проводим время на отдыхе! Мы – молодцы!
За окном весело и молодецки хохотнул весенний гром…
* * *
Фу-у-ух! Посмеялись. Ажник скулы свело… Слезы утер, серьезность надел.
– Анатолий, друг мой! Что в этой ситуации вам шепчет ваша совесть сержанта и комсомольца?
– Все пропить, но воздушный флот не опозорить, тащ капитан!
– Молодец! Настоящий воин и красный боец! – умилился я. – Хватай комок денег, дуй в коммерческий! Бери только закусь! Я к профессору. Да, заскочи к Капе – скажи: «Свистать всех на пьянку! Героя обмывать будем!» Ну, давай, Толя, мухой!
– Есть, тащ капитан!
Когда мы уже накрывали застеленный скатертью стол, Толя, смущенно виляя взглядом, сказал: «Витя, я девушку одну пригласил… это ничего?»
– Конечно, Толя, это просто здорово! А что за девушка?
– Ну, так… – совсем запунцовел маляр-грековец, – встречались…
– Ага! – глубокомысленно прокомментировал я. – Действительно, что еще сказать? А тут раз – и все как на ладони: встречались, мол, и все понятно. Как зовут предмет обожания?
– Лида…
– Хорошая девочка Лида в подъезде напротив живет…
– Виктор! А ты-то откуда знаешь?! – вылупил на меня глаза пан Анатоль.
– Что знаю? – удивился в ответ я.
– Да что Лида в подъезде напротив живет!
– Дела-а-а… – прошептал я в совершеннейшем обалдении. – Вот и не верь потом в сказки…
Вечеринка, надо сказать, удалась на все сто! Все были рады и довольны, все было вкусное и питательное. В первую очередь это относится, естественно, к коньяку «Три звездочки» Ереванского коньячного завода. Умели ведь делать так, что душа поет. Раз душа требует песни – будет и песня!
Наши дамы, клюнув кто винца, кто водочки, а кто и коньячка, порозовели, расстегнули по верхней пуговке на кофточках и затянули какую-то жалобную песню-плач.
– Стоп, стоп, стоп, барышни! Мы что, на поминках, что ли? А ну, давайте что-нибудь повеселее! А вот я вам спою про нас, про летчиков!
И я затянул:
Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего…
Тут я похолодел – фильм-то, по-моему, будет снят только в 45-м году! Что же я наделал!
А сам тем временем разливался соловьем:
Над ми-и-лым порогом,
Качну серебряным тебе крылом!
Песня имела бешеный успех. Еще бы! Хорошая песня, на самом деле – душевная, веселая. Что же мне делать-то, а?!
– Вот такую песню, друзья, услышал я в госпитале, в Сталинграде. Пел ее незнакомый мне парень, в халате и подштанниках. Кто ее автор – я не знаю. Похожа на народную, но точно не скажу. Ну что, еще по рюмочке?