Полковник сыплет цифрами, объясняет, выстраивает связи. Эти негодяи так легко могли бы уничтожить филиал. Просто найти у кого-то из учащихся что-нибудь тяжелое, высоко инфекционное — и объявить карантин. Ни он, ни преподаватели, никто и не заподозрил бы подвоха, пока в почтовом ящике не обнаружилось бы уведомление об отставке в связи с реорганизацией… Но действовать так, значит привлекать внимание. Внимание — это пресса, возможное расследование, шум. Они боятся света. Они захотели, чтобы он стал соучастником. Ошибка.
— Я уверен, что, понаблюдав за нашей работой, вы убедитесь, что у филиала множество проблем, но это вовсе не те проблемы, что кажутся первоочередными Мировому Совету. — Полковник встает, обходит стол.
— От вас, доктор Гезалех, — какие вкусные готские фамилии сохранились в Крыму, старые, плотные, черней местного вина, — у нас нет секретов. Вы наша дорогая гостья, смотрите, что хотите. Я уже озаботился тем, чтобы вам подготовили чип, открывающий для вас все двери и системы в пределах периметра.
Цветы слегка наклоняют голову, вопрос не слышен, но виден.
— Что же касается случая, который, как я понимаю, послужил питательной культурой для… опасений, то я как раз за пять минут до вашего визита связался с молодым человеком, которого прочат в свидетели обвинения. И, надеюсь, сумел пробудить в нем, если не совесть, что было бы чудом, то хотя бы чувство ответственности, которое мы здесь все же сумели ему привить. Так что ни о чем не беспокойтесь.
Провожая гостью до двери, он жалел, что при прощании уже не принято целовать руку.
— Я буду рад видеть вас — и услышать любые вопросы.
— Я непременно воспользуюсь этим, полковник Моран, — смеются Цветы.
И — это обман зрения, горькая профессиональная паранойя — на мгновение ему кажется, что из центра нежного печального букета поднимается на мгновение небольшая точеная голова на очень длинной шее. И исчезает снова.
* * *
— Т-сссс… — сказал Дьявол, прикладывая палец к губам. — Не надо его сейчас отвлекать.
Нечистая сила растеклась по дивану наискось, свесив ноги через подлокотник, была бледна и выглядела так, словно только что собственноручно двигала трактор. Настоящий правильный трактор. С непривычки. В одиночку.
Судя по слегка взвинченному, но деловому, то есть, играющему на чужих ощущениях, ожиданиях и желаниях, голосу из-за двери, отвлекать действительно было не надо. Судя по холодноватым, пустым и светлым провалам в этом голосе — как после чрезмерного всплеска эмоций, — уже не надо.
Еще там скрипел Анольери, шуршала бумага в принтерах, трещали клавиши, шипел под кипятком растворимый кофе, гудели низко провода, тоном выше гудели голоса. Рагу бурлило — но она слышала, кто мешает в котле большой ложкой. Насколько уверенно.