Анаит поймала шаг и ритм очередного широкоплечего мальчика с аккуратной стрижкой и ни с того, ни с сего подумала, что сомнение в надежности окружающего, подозрение, что земля в любой момент может уйти из-под ног, а высокая башня шагнуть и раздавить, пропитало здесь все и вся.
И что глаз этой зазеркальной бури находится в том здании, из которого она только что вышла.
* * *
«Я его всегда чуть-чуть недолюбливала, — с легким удивлением осознает Джастина, стоя в дверном проеме и глядя на собственного супруга. — А Франческо порой хочется попросту убить. Из жалости. Пресечь страдания, позаботиться об окружающей среде — например, вот об этом несчастном Деметрио, на которого протекла приведенная в нерабочее состояние система. Хуже старого холодильника, право слово. Хотя несчастный получил по заслугам: сам заварил всю эту кашу; и только нашу тонкую загадочную душу Максима я не люблю, кажется, немного, самую малость, не-люб-лю…»
Ей, наверное, куда больше нравился Максим двухлетней давности, старательно играющий роль беспринципного вездесущего карьериста и решительного профессионала. Хоть это и был сущий ужас… а все-таки легче, проще и удобнее; пусть это бессмысленный эгоизм, в котором стыдно было бы признаться, но удавить же хочется. Опять же из жалости: тоже выискался — трепетный разбойник и стыдливый безопасник!.. Оксюморон ходячий.
Деметрио, свесив свой роскошный клюв, стоит и недоуменно слушает стон и плач тирана, оккупанта и самовластного правителя. Не привык — а в первые раз десять этот, как говорит Рауль, коллоид и вправду производит впечатление. Все плохо, жизнь не удалась, обидели маленького — оторвали от любимого дела, заставили дать любимому сотруднику целебных пинков quantum satis. «Встань и иди работай», универсальная формула корпорации. Дальше Лазарь сам разматывает бинты и идет превращать хлеб в рыбу, а рыбу в рыбий жир. А чудотворец растекается по первой подвернувшейся поверхности. Его-то пинать некому.
— Вы не понимаете, да? — в пятый раз повторяет Франческо. — Вы на моей шее и за моей спиной все сидите и ничего, конечно, не понимаете. Мы же хотели тихо. Мы без крови хотели, по-хорошему. Реформа образования, под новые веяния. Спокойно, постепенно распускаем этот гадюшник, приходят новые люди, старых — на пенсию… а не на фонарь. Ну кто бы им еще предложил больше? Мы же святые просто… а теперь мы будем великомученики. Вы такое слово «паранойя» знаете, да? Вот оно придет за нами и съест. И кретинов этих съест, но они же в это не верят… они думают, что если лето из календаря вычеркнуть, засуха не наступит. А все остальные смотрят и ждут, что я, я, я что-нибудь придумаю. А я не буду! Я не могу. Я биохимик и биофизик я. У меня молекулы, они умные. А вот вы…