Убийственный Париж (Трофименков) - страница 51

Впрочем, кто что кричал — дело темное: у страха глаза велики. В «лиабефисты» записывали и честных, аполитичных громил. 5 августа на углу Севастопольского бульвара и улицы Реомюр «коровы» разбирались с ДТП — фиакр столкнулся с автомобилем, — когда забойщик скота Артюр Ренар открыл пальбу. Колосс стрелял кучно: инспектора Пелетье уложил пулей в глаз, троих ранил. По словам очевидцев, при этом он кричал: «Да здравствует Лиабеф! Вот как надо мстить!» По версии самого Ренара, ничего он не кричал: дело было пустяковое, житейское. Фиакр, в котором ехал Ренар, налетела на авто, шофер за ним погнался: пришлось его немного побить. Тут приперлась полиция, а Ренару в участок не хотелось: лишь три недели назад он вышел из тюрьмы Френ, куда угодил за нанесение телесных повреждений; к тому же торопился на работу, да еще был выпимши. Вот он и «разволновался», стрелял «машинально», теперь ему очень стыдно, он больше не будет. 20 января 1912 года его обезглавили.

А скольких рабочих, апашей, школьников избили и арестовали за то, что они кричали — часто навеселе — в лицо «коровам»: «Да здравствует Лиабеф! Да здравствует гильотина!»! Один ухарь ухитрился за такие выкрики угодить в участок двадцать девять раз. Проститутки, задержанные «коровами», ругались: «Лиабефа на вас нет!» В марте 1911 года, сообщая об очередном инциденте, «Ле матэн» удивлялась: такие крики уже вышли из моды. Но аресты горлопанов продолжались еще года полтора.

Слава укротителя Лиабефа не принесла счастья агенту Феврие. 26 июля 1924 года газеты мельком упомянули, что сорокачетырехлетний Феврие, в 1920 году ушедший на покой после тяжелой аварии, в которую он попал, бросился в Сену с моста Пале-Рояль.

P. S. В телефильме Фабрицио Косты «Человек, который украл „Джоконду“» (2006) префекта Лепина сыграл Фредерик Пьерро.

В 1957 году владельцем заведения, названного на американский манер баром «У Билла», что на улице Паскаля, 65, стал двадцатиоднолетний Жорж Рапен, известный проституткам, ворам и сутенерам исключительно как «месье Билл». За рулем новенького черного «рено дофин гордини» он колесил между спортзалом на улице Анри-Монье, где качался, барами Пигаль, где кидал на кон пачки банкнот (плоды, по его словам, дерзких ограблений), и постелью двадцатитрехлетней Мюгетт «Паникерши Доминик» Тириель, раскручивавшей посетителей бара, в котором она работала, на выпивку.

Тонкие усики соблазнителя. Неизменные дымчатые очки, прическа а-ля Элвис, белый галстук, черные двубортные пиджаки, характерная манера цедить слова. Корсиканский акцент, впрочем иногда исчезавший, когда Билл забывал следить за речью. Револьвер за поясом, который он невзначай демонстрировал собеседникам. «Борсалино». Догадаться, кто он, мог любой зритель французских нуаров: именно так выглядели киношные убийцы. Холодные, молчаливые, безжалостные.