Мазур с некоторым усилием вынул руку из кармана. Торопливо разогнул усики так, чтобы граната вновь стала безопасной, — но не сразу разжал сведенные судорогой пальцы. Шумно вздохнул, прижавшись к стене спиной, затылком, прикрыв на миг глаза. Хорошо представлял, чем могло кончиться.
— Она, похоже, настоящая… — протянул Мтанга севшим голосом.
— Вот и мне так кажется… — сказал Мазур почти нормальным голосом.
Если честно, некоторый мандраж в коленках присутствовал — но это был не страх, а та знакомая понимающим людям оторопь, настигающая, когда все позади, все обошлось. Обошлось… Он прекрасно знал эту бельгийскую марку, дважды сам ее применял — и хорошо представлял, что могло произойти. Три сотни металлических шариков в пластиковом корпусе. Папу со свитой — да и его с Мтангой — издырявило бы в решето, выкосило бы ближайших охранников, да и первые ряды лицеисток малость зацепило бы… Все были нацелены на стрелка, на пистолет…
— Там была женщина… — сказал Мазур. — Которая ее пустила с букетом… Пожилая, белая, в лицейской форме…
— Я видел, — сказал Мтанга. По его лицу ползли крупные капли пота. — Эти трое туда и побежали… Мне нужно туда, — он кивнул на дверь. — Идите, отдайте гранату майору Ачебе, он где-то у парадного входа. Пусть немедленно отвезет на полигон и посмотрит, с чем мы имеем дело…
Мазур кивнул. Задержавшись на миг, тяжело дыша, словно долго взбирался в гору, Мтанга промолвил, глядя куда-то в пространство:
— Это не Мукузели. Рубите мне голову, это не Мукузели. Для него слишком хитро и умно…
— Вам виднее, — устало сказал Мазур и направился к выходу.
…Принцесса, похоже, до сих пор не могла опомниться, хотя все давно кончилось и за окном стоял ночной мрак. Она полулежала в кресле, прикрыв глаза, закинув на широкий мягкий подлокотник великолепные ноги. Время от времени протягивала руку к столику, ловко подхватывала звякающий льдинками высокий стакан и делала добрый глоток. Потом тихо сказала:
— В первый раз была на волосок от смерти…
— Привыкай, — усмехнулся Мазур, тоже блаженствовавший в мягком кресле со стаканом в руке. — Тебе еще политикой заниматься вовсю, так что не в последний раз…
Принцесса сверкнула на него глазами:
— Чурбан бесчувственный! Хоть бы утешить попробовал…
— По-моему, тебе это не нужно, — серьезно сказал Мазур. — Ты ведь не из тех, кого нужно гладить по головке и шептать на ушко всякие глупости, а? Не похожа на оранжерейный цветочек… За это и нравишься.
— Только за это? — сердито фыркнула Принцесса.
— Конечно, нет, — сказал Мазур. — Ты обворожительная.