– Магистр? – недоверчиво переспросил охранник и вскинул карабин, но в ту же секунду Феликс бросил свой нож.
Лезвие вошло в шею тамплиера чуть ниже уха. Тот хрипло охнул, взмахнул руками и тяжело повалился на каменный пол.
Старыгин бросился к двери, потряс ее…
Как нетрудно догадаться, дверь была заперта. Дмитрий наклонился над охранником и принялся обшаривать его, пытаясь найти ключи.
Он чувствовал себя отвратительно, обыскивая мертвеца, но это было необходимо. За дверью камеры его ждала Мария, и Дмитрий готов был на все ради ее спасения.
Испачкав руки в крови, он так и не нашел ключей и выпрямился, разочарованно взглянув на цыган:
– Ключей нет! Что делать? Как мы попадем в камеру?
– Тоже мне, проблема! – усмехнулся Феликс. – Мы же цыгане, замков для нас не существует!
Он закатал рукава, подошел к двери и принялся колдовать над замком.
Это действительно было похоже на колдовство: Феликс что-то шептал, ковырялся в замке кривым гвоздиком и, кажется, просто уговаривал дверь открыться. Так или иначе – подействовали ли на замок уговоры, обаяние цыгана или самодельная отмычка, но, во всяком случае, не прошло и минуты, как дверь с громким скрипом отворилась.
Старыгин, едва дождавшись этого момента, оттолкнул цыгана в сторону и влетел в камеру.
Это было то самое помещение, виденное им на экране монитора. Холодные каменные стены и низкий потолок камеры, казалось, были предназначены для того, чтобы морально подавить узника, сломить его, внушить ему самые мрачные мысли и убедить в невозможности сопротивления воле тюремщиков. Камера была сырой и темной, ее освещала единственная слабая лампочка под потолком, и та явно висела здесь не для освещения, а лишь с той целью, чтобы охранник в любое время дня и ночи мог наблюдать за узником.
В углу камеры, прямо на полу, лежал тонкий тюфяк. Он никак не мог защитить человека от холода и сырости каменных плит. И на этом-то тюфяке, бессильно скорчившись, спиной к двери лежала Мария.
Она не шелохнулась, услышав скрип двери, и Старыгин в ужасе подумал, что он опоздал, что случилось самое ужасное и Мария мертва.
Он бросился к девушке, опустился на колени рядом с тюфяком, ощутив ледяную сырость пола, и бережно дотронулся до ее плеча.
Мария вздрогнула и, не поворачивая головы, проговорила:
– Убери руки! Все равно вы от меня ничего не добьетесь…
– Это я, Мария! – дрогнувшим голосом произнес Старыгин.
Девушка резко повернулась, села, недоверчиво уставившись на него, и вдруг зарыдала. В этих слезах прорвалось ее отчаяние, ужас перед мрачной тюрьмой и отсутствие надежды.