– Да, ты прав, – ответил Черный Человек неожиданно спокойно. – Моя власть держится на ваших грехах, на ваших пороках, на ваших низменных помыслах – но есть ли фундамент более прочный? Вот и сейчас – ты пришел, чтобы разорвать договор со мной, но не можешь решиться, ибо тебе жаль отдать эти камни…
И мастер Нотке почувствовал, что его собственные руки не слушаются его. Они жадно цепляются за шкатулку, прижимают ее к груди…
Крышка шкатулки сама собою откинулась, и мастер на мгновение ослеп от заполнившего комнату многоцветного сияния – сапфиры и топазы, гранаты и изумруды, алмазы и аметисты сверкали слепящим, пленительным блеском, а ярче всех камней сверкал огромный рубин советника Вайсгартена, яркий и огромный, как глаз дьявола…
Художник еще крепче прижал шкатулку к груди. Ну почему, в конце концов, он должен с ней расставаться? Почему он не может оставить ее себе, как законную плату за труд?
И в это мгновение где-то далеко, за окном комнаты, пропел петух.
Художник вздрогнул, сбросил с себя оцепенение.
Он захлопнул крышку шкатулки, поднял ее и бросил в камин.
И в ту же секунду ледяное пламя свернулось живыми клубками и уползло в дымоход, а следом за ним втянулись туда персидские ковры и парчовые портьеры, драгоценные кубки и блюда… и последним, с жутким, мучительным криком в дымоход улетел Черный Человек, богатый купец из Брюсселя Луи Циффер.
Мастер Бернт Нотке стоял на лестнице, по которой совсем недавно поднялся вслед за белобрысым слугой. Но вместо дубовой двери перед ним была глухая кирпичная стена.
– Господи, помилуй мя грешного! – пробормотал Фриц, испуганно крестясь. – Что это было, господин?
– Ничего этого не было, – строго ответил ему хозяин. – Так и запомни, Фрицци, – ничего такого не было! Мы пришли в дом кожевника Штольца, чтобы обсудить заказ на алтарные створки для приходской церкви, но не застали хозяина дома. Так и говори всем, ежели кто тебя спросит… впрочем, никто и спрашивать тебя не будет – какое кому дело…
– Какое кому дело… – машинально повторил мальчишка, но перед глазами его снова встала открытая шкатулка, наполненная блеском и сиянием драгоценных камней.
Особенно прекрасен был лежавший сверху рубин… рубин, сияющий, как пристальный, немеркнущий глаз.
Фриц пристально взглянул на глухую кирпичную стену, отделявшую его от мечты.
– Однако, пожалуй, я пойду домой. – Агриппина с трудом поднялась с дивана в ординаторской.
Дежурство было очень трудным, в четыре утра привезли больного с обширным инфарктом, да еще послеоперационному пациенту стало плохо, так что она не сомкнула глаз, проводя время в палате реанимации.