– Эльза Борисовна, душечка! – затараторила Лола. – Я вас умоляю, присмотрите за моими питомцами несколько дней! Попугая нужно только кормить два раза в день и водички наливать! А Пу И выводить на улицу, но вы ведь все равно гуляете… Попугая можно оставить на ночь одного, но Пу И очень нежная и впечатлительная собака, он привык спать в кровати, одиночество его убьет… И еще он очень любит ореховое печенье, только я не успела купить… Но я вам оставлю денег, так что не стесняйтесь…
Приговаривая все это, Лола металась по квартире, и вот уже она одета и причесана, а вот ее уже нет, остался только запах ее духов и несколько купюр на столике у телефона.
Эльза Борисовна очумело покрутила головой, потом подумала, что от стресса ее спасет только стакан крепкого чая с солидным куском макового рулета. Однако когда она вознамерилась уйти из квартиры соседки, оказалось, что это не так просто. Песик сидел перед дверью и жалобно смотрел глазами-бусинками, и Эльза Борисовна тотчас вспомнила, что он нежная и легковозбудимая собака. Она подхватила песика на руки, решив взять его на время к себе, но тотчас попугай заорал со шкафа:
– Дискр-риминация!
От неожиданности Эльза Борисовна выпустила Пу И из рук, и он шлепнулся на пол с пронзительным визгом.
– Пер-ришон хор-роший! – сообщил попугай, склонив голову набок, и неожиданно приземлился на плечо Эльзы Борисовны. – Ор-решков, Пер-реньке ор-решков…
Она пошатнулась, но устояла на ногах, а в это время Пу И вспрыгнул ей на руки. Так они и вышли из квартиры – все вместе.
– Орешков, – ворчала соседка на ходу, – одному печенья подавай, другому орешков. Где я вам все это возьму?
Однако вскоре выяснилось, что все не так плохо. Для попугая нашлись чищеные семечки, а Пу И согласился вместо орехового печенья на хрустящую корочку макового рулета. Поглаживая шелковистую шерстку и слушая болтовню попугая, Эльза Борисовна подумала, что не следует торопиться со звонком двоюродной сестре в Дивногорск. Сейчас ей и так нескучно.
Закрыв дверь за веселой компанией, Маркиз повернулся к бывшему Карлсону, который без «сценического» костюма превратился в слегка обрюзгшего мужчину лет сорока пяти, с нездоровым, припухшим и оплывшим лицом часто и помногу пьющего человека, и отзывался на имя Игорь.
– А тебе, Игореша, придется немного подождать, чтобы у какого-нибудь наблюдателя не возник лишний вопрос – почему вошло в дом четыре человека, а вышло пять.
– Все понятно, – артист пожал плечами, – отчего не подождать немножко в хорошей компании, тем более тут столько всего осталось… вот, помню, когда в девяносто четвертом году мы поздравляли с юбилеем знатного чукотского оленевода…