— Тоннель к дороге подвели, суки, — вслух, словно помешанный, бормотал Варяг. — Взорвали «мерс»… Убили Свету, убили Олежку…
При этих словах из глаз у него брызнули слезы, мешая видеть дорогу. Осознание случившегося пришло в самый неподходящий момент. Несмотря на влажную пелену, заволокшую обзор, Варяг по какому-то наитию бросил машину с дороги влево. «Ауди» с грохотом перелетела через кювет, пронеслась полсотни метров, проломила штакетник и, промчавшись по краю дымящейся воронки, резко остановилась у самой стены ресторана. Варяг выскочил из-за руля, споткнулся о выброшенные взрывом комья земли, упал, но тут же вскочил на ноги и огляделся. Он вытащил из кобуры под мышкой «ПМ» и взвел курок. Дым уже рассеялся достаточно для того, чтобы было видно: вокруг воронки нет ни одной человеческой фигуры. Варяг метнулся было к траншее — точнее, к тоннелю, обвалившемуся в результате взрыва, однако, как и следовало ожидать, тоннель оказался наглухо завален. В глаза ему бросился дымящийся кусок пластиковой упаковки с сохранившейся этикеткой «Аммонит промышленный». Это могло стать уликой, но Варяг не мог тратить время на сбор улик. Он бросился обратно к зданию, с разбегу взлетел на капот «ауди» и через него прыгнул в окно. Приземлившись на пол, он бросился в глубину здания. Пробежал через кухню, пересек коридор, ворвался в кабинет на другой стороне коридора и через выбитое взрывом окно увидел пустырь перед шоссе, а на обочине шоссе — «жигули»-«шестерку» с работающим двигателем. К машине бежал человек в перепачканной землей кожаной куртке. Варяг вскинул руку и выстрелил через окно, но не попал. Сообразив, что расстояние слишком велико, он вскочил на подоконник и выпрыгнул наружу. Прокатившись несколько метров по земле, он поднялся на ноги и бросился за убегавшим. Последние годы Варяг старательно поддерживал свою физическую форму и сейчас бежал так резво, как не бегал никогда в жизни. Дистанция между ним и человеком в кожаной куртке стала сокращаться, но все же время было упущено: Варяг видел, что не успеет догнать врага прежде, чем тот сядет в автомобиль. Из груди Варяга вырвался надрывный стон отчаяния, а человек в кожаной куртке двумя прыжками поднялся на шоссе, обернулся и, злобно оскалившись, дважды выстрелил в своего преследователя. Одна из пуль свистнула у самого уха Варяга. Тогда Варяг остановился и, с трудом переводя дыхание, сам начал стрелять. Убегавший метнулся, прячась за машиной, к месту водителя. В воздухе хлопнуло несколько выстрелов, зашуршали осыпающиеся стекла, разбитые пулями, но тем не менее человек в кожаной куртке сел за руль и с лязгом захлопнул дверцу. В глубине салона Варяг различил очертания его головы, вскинул руку и вновь открыл огонь. Взревел двигатель — «жигули» рванулись с места. Варяг вновь нажал на спусковой крючок, но ударный механизм беспомощно щелкнул — в магазине кончились патроны, и лишь россыпь пустых гильз золотисто поблескивала на земле у ног стрелка. Варяг, почти обезумев от бессильной ярости, вдруг заметил, что тронувшаяся с места машина продолжает двигаться какими-то судорожными скачками, словно ею управляет человек, впервые севший за руль. Еще несколько скачков — и двигатель заглох. «Жигули» остановились, и Варяг опрометью ринулся вперед. Однако, выбежав на дорогу, он остановился, все еще сжимая в руке бесполезный пистолет. Он увидел, как передняя дверца неподвижной машины приоткрывается и из нее неуклюже, с огромным усилием выбирается человек в кожаной куртке. Из его головы на перепачканную землей спину куртки обильно струилась ярко-алая кровь. Кое-как встав на ноги, человек повернул к Варягу искаженное болью лицо, что-то прохрипел и, потеряв равновесие, тяжело рухнул на дорогу. Варяг подбежал к нему и перевернул на спину, но тот уже агонизировал: по его телу пробегали судороги, глаза невидяще смотрели в небо. Одна из пуль Варяга попала ему в голову, другая — в шею. Было удивительно, как с такими ранениями он еще смог выйти из машины и пройти пару шагов. Впрочем, Варяг не задавался такими вопросами. Он так и остался сидеть на обочине дороги возле тела убитого им врага. Пойти к воронке и посмотреть на то, что осталось от жены и сына, — это было выше его сил.