— Ученые могут пригодиться, — Бонапарт спокойно читал. Он взял с собой целую груду книг о Египте — все, что смог найти, но не успел прочесть до отплытия. — А Нельсон все равно узнает, что в Гибралтаре нас ловить бесполезно, рано или поздно.
— Да уж лучше бы поздно! — пробурчал адмирал.
Бонапарт подмигнул Имаду, тихо сидевшему в уголке каюты с неизменной чашкой. Араб слабо улыбнулся в ответ. Его мучила морская болезнь, но генерал предполагал, что на самом деле есть и иные причины для беспокойства суфия. Скорее всего, он не слишком-то доверял смелому плану Наполеона, и страх адмирала передался ему. Между тем адмирал трусил отчаянно, и Наполеону оставалось только вздыхать: если уж де Брюи сам себя считает таким слабым моряком, то у Нельсона и правда все шансы.
— Но почему вы его так боитесь? По всем расчетам, эскадра Нельсона куда слабее нашей.
— Да, но у нас много транспортов! Это как стадо овец, которых должны защищать овчарки. А Нельсон придет с волками, и инициатива будет за ним.
— На вас не угодишь, де Брюи! — рассмеялся Бонапарт. — То мало транспортов, то много!
— У Нельсона почти не будет транспортов! У него развязаны руки, и он будет вести бой свободно. А я, по вашей милости, вынужден думать о «стаде»...
Адмирал вышел, не прощаясь. В дверях с ним едва не столкнулся Колиньи.
— Вы очень вовремя появились! — Бонапарт на минуту оторвался от книги. — Догоните нашего нервного де Брюи, и скажите ему, наконец, что отплывать надо немедленно после того, как корабли наполнят баки. Никакой паузы, пауза может все погубить. А вы что-то хотели мне сообщить?
— Какое-то суденышко ночью покинуло остров. Думаю, английские шпионы...
— И пусть! — Бонапарт, уверенный в успехе предприятия, весело взмахнул рукой. — Так и должно было случиться.
— Да, но меня что-то тревожит... — Колиньи помялся и решился. — Тут, на флагмане, матросы, вроде как, видели девушку. Но поймать никак не смогли — исчезала, как привидение. Глупость и матросские сказки, я понимаю. Только меня это тревожило, я искал... И нашел платок. Женский платок тонкой работы. Я оставил его как приманку, приготовил засаду. Но платок исчез бесследно, а теперь еще до меня дошло, что мальтийцы видели девушку, покидающую корабль.
— Вы как-то можете это объяснить, или просто пересказываете мне «матросские сказки», как вы правильно сказали?
— Не знаю... Игра наша очень опасна. Бывают удивительные люди. Пожалуй, я рад, что если девушка была, то уже покинула нас. Пойду, догоню адмирала.
Наполеон привык доверять Пчеле. Она стала частью его самого, самой лучшей и самой любимой частью. Мысли о том, что без предмета он, быть может, самый простой и заурядный человек, давно перестали его тревожить. Другое дело — Лев. Вот тут самолюбие иногда кусалось, и кусалось больно: смог бы он выиграть все эти великолепные битвы, если бы солдаты не верили всей душой каждому его распоряжению, не шли в бой с уверенностью в победе, в непогрешимости своего командующего? От этих размышлений, незаметно захватывавших его разум, портилось настроение на весь день, Наполеон становился раздражительным и вспыльчивым. И теперь знал, почему. Проклятые предметы требовали платы за свое использование! Они медленно, но верно убивали его. После того, как Имад и Колиньи рассказали ему об этих свойствах фигурок, генерал увидел подлинную картину происходившего с ним все эти годы. Одну Пчелу он еще мог выдержать, здоровье позволяло. Но и Лев, и Кролик, которого он часто надевал для забавы... Появился кашель по утрам, кололо в правом подреберье. Не за легендарным «Предметом предметов» вел Наполеон армию, а за Саламандрой, дающей и здоровье, и бессмертие. Несмотря на всю свою недоверчивость и скептицизм, в существование этого предмета он почти поверил. Все доказательства были налицо, не хватало только одного: живой Джины Бочетти.