Кроме папы, который так и сиял от гордости.
И кроме других подшефных: однорукого дяденьки, паренька в инвалидном кресле, горбатой старушки и девчонки с металлическими каркасами на ногах. Эти со страхом ждали своей очереди.
И вдруг случилась странная вещь.
Когда мистер Косгроув отдал Аманде микрофон и спустился в зал, весь мой ужас куда-то испарился.
Ком в животе растаял, и, бороздя взглядом это море сочувствия, я вдруг поняла, что надо делать.
И я должна была это сделать, пусть даже Аманда потом отказалась бы со мной разговаривать.
Аманда откашлялась и жалобным голосом заговорила в микрофон:
— Леди и джентльмены, это Ро, сейчас я вам о ней расскажу…
Я похлопала ее по плечу. Она замолчала и уставилась на меня.
— Я сама расскажу, — сказала я руками.
Мне пришлось повторить это дважды. Наконец до нее дошло.
— Э-э… Ро хочет сама рассказать вам о себе, — пискнула она в микрофон. Вид у нее был испуганный.
Я заговорила, медленно выводя руками крупные, четкие знаки.
— Мы не подшефные, — сказала я. — Мы просто люди.
Я посмотрела на Аманду. Так и есть, она все поняла.
Она стояла рядом, судорожно сжимая микрофон.
Сердце у меня стучало как бешеное. Если она настоящий друг — значит, скажет, твердила я себе.
— Ро говорит, — начала Аманда, и голос у нее окреп, — что она… что они — не подшефные, а просто люди.
В зале воцарилась полная тишина.
— Я такая же, как вы, — сказала я. — Обычный человек со своими трудностями.
— Ро такая же, как мы, — перевела Аманда, — обычный человек со своими… канавами?
Она посмотрела на меня озадаченно.
— Трудностями, — подсказала я.
— Трудностями, — повторила она.
— У меня трудности с голосом и речью, — продолжала я, — а кому-то из вас, может быть, трудно зарабатывать на жизнь, или печь бисквитный торт, или делать по-большому.
Аманда все повторила слово в слово, даже «по-большому».
В зале по-прежнему было тихо.
— Вы можете мне сочувствовать, если хотите. А я, если захочу, могу сочувствовать вам. Мне вот, например, очень жалко тех из вас, у кого нет настоящего друга.
И я посмотрела на Аманду.
А она, пока переводила, смотрела на меня, и глаза у нее сияли.
Мы, кажется, целую вечность так простояли на сцене, молча улыбаясь друг другу.
А потом все захлопали!
Ну, почти все.
Не хлопали только двое.
Этим двоим было не до аплодисментов. Они катались по полу, под ногами у поспешно расступавшейся публики, лягаясь, пыхтя и размахивая кулаками. То коричневый костюм окажется сверху, то оранжевая атласная рубаха…
Папа и мистер Косгроув.
* * *
Я спрыгнула со сцены и стала проталкиваться сквозь толпу.