Мы с Амандой грустно помахали друг другу.
Ну что ж, подумала я, зато мы с ней завтра в школе увидимся. Если, конечно, мистер Косгроув не перевезет всю семью в Дарвин. Или в Норвегию. Хотя вряд ли: не зря же он столько лет вкладывал средства в этот свой магазин!
А тут и папа вышел из туалета, держа в руке сапоги.
— Пошли домой, Тонто, — сказал он, — надо их как следует вымыть из шланга.
Пока мы шли к выходу, я заметила, как все смотрели на папу.
Как будто они согласны с миссис Косгроув.
Как будто он — мое несчастье.
Мне было за него так обидно!
В грузовике мы не разговаривали, потому что было темно.
Дома папа приготовил чай, но мне ничего не хотелось, и я сразу пошла спать.
Папа только что заходил пожелать мне спокойной ночи.
Вид у него был подавленный.
Я еще раз поблагодарила его — ведь он за меня вступился — и обещала подарить ему на Рождество новые сапоги.
Но он ничуть не повеселел.
Да и как тут повеселеешь? Как тут будешь дружить и нормально общаться с соседями, если ты для них не человек, а чье-то несчастье?
В одном Амандина мама права.
Надо что-то делать.
Не только ради меня, но и ради него.
* * *
Я проснулась очень рано. Хотела было повернуться на другой бок и еще поспать, но вспомнила, что собиралась хорошенько подумать.
И я стала думать.
Как объяснить папе, что он сам — свой худший враг? Хуже, чем все долгоносики, плесень и сорняки, вместе взятые?
Я могла бы, конечно, подойти к нему и сказать: «Папа, ты отравляешь жизнь и себе, и мне, прошу тебя, не выпендривайся, будь потише!»
Но родители не слушают своих детей.
Или не слышат.
Нет, они стараются. Кивают тебе, поддакивают: «Да что ты говоришь? Вот здорово!» — а сами, по глазам же видно, думают: «А зубы она почистила?» или «Не оставил ли я случайно в тракторе включенные электробигуди?»
Интересно, есть ли на свете такой человек, которого бы мой папа действительно услышал?
Тогда-то я и придумала написать папе письмо.
От Карлы Тэмуорт.
Она подходит по всем статьям.
Папа знает наизусть все ее песни.
Он вечно пишет ей письма и делает вид, что не расстраивается, когда она не отвечает.
Да он будет просто в экстазе, если от нее наконец придет ответ!
Он вставит ее письмо в рамочку.
Он будет его перечитывать по сто раз на дню.
Я схватила блокнот и ручку и принялась за дело.
«Дорогой Кенни, — писала я, — спасибо за все Ваши дружеские письма. Извините, что так долго не отвечала, я была очень занята. Один певец из моего ансамбля весь покрылся какой-то сыпью, и мне пришлось возить его по врачам. Наконец, врачи обнаружили причину сыпи. Оказалось, что это — атласные рубашки ярких расцветок. Если в Вашем гардеробе есть такие рубашки, советую Вам от них избавиться. Мои ребята теперь выступают в белых рубашках из хлопка с полиэстром и в галстуках. По-моему, они прекрасно смотрятся. Да, кстати, я тут случайно узнала, что у Вас и Вашей дочери возникли проблемы из-за Вашего слишком шумного поведения. Помните мою песню „Слезы на автомойке“? Там есть такие слова: „Не выпендривайся, дружок!“ Прислушайтесь к ним.