(3, 8, 22).
*Када' я бы'л ма'лiнькъй, ты са'м мне' кипити'л мълако'. Нъ като'ръй пе'чьки гре'ют во'ду, на не'й ты мне' вари'л йиду'* - Когда я был маленький, ты сам мне кипятил молоко. На которой печке греют воду, на ней ты мне варил еду. Имеет в виду железку - железную печку. Вчера, когда я предложил ему написать дедушке, он спросил листок бумаги и стал писать "как папа", выписывая строчки ломаной линией. Так он исписал весь листок. Потом, сказав "надо подчерпнуть", некоторые строчки подчеркнул (очевидно, по образцу моего подчеркивания в ученических тетрадях).
Сегодня он справляется: *Па'п, е'сьли придёт пистальён, и адда'й маё письмо', като'ръйъ я нъписа'л де'душки* - Папа, если придет почтальон ("пистальен"), и отдай письмо, которое я написал дедушке. Вчера Женя имел с Толей разговор о Женином хлеве для лошади. Когда Толя услышал, что хлев на этажерке, то решительно объявил, что хлев плохой. Проснувшись сегодня, Женя тоже стал распространяться, что хлев плох, что из него лошадь уйдет. Говорил на эту тему очень много, только я не мог записать. Одевшись, он сразу принялся за устройство хлева и сделал его из скамейки, покрыв ее книжками. После удовлетворенно сказал: *У миня' кле'ф харо'шъй, а у То'ли плахо'й - плю'нуть на йиво' кле'ф* - У меня хлев хороший, а у Толи плохой - плюнуть на его хлев. Были открыты форточки, и он вышел в комнату, обернув голову большой салфеткой: *Э'дък миня' ни праве'триит, е'сьли я ф платке' в э'дъкъм* - Эдак меня не проветрит, если я в платке в эдаком.
(3, 8, 24).
Смотрит на картине груши, и говорит: *Я хачю', штъб ани' бы'ли нъйиве'* - Я хочу, чтобы они были наяву. Пробует переломить ветку елки, но не может и передает мне: *У миня' ни лама'иццъ: у миня' ма'лъ си'л* (Помолчав): *Са'м-тъ я бальшо'й* - У меня не ломается: у меня мало сил. Сам-то я большой.
(3, 8, 25).
Спрашивает меня: - Ты старый? - Нет. - Когда ты будешь старый, я буду большой. А ты старый родился? - Старыми не родятся. - А Толя с Володей маленькие, а седые. Спрашивает: - Ты учился математике? - Когда был маленький, учился. - И я учился, когда был маленький? - Нет, ты будешь учиться, когда подрастешь. - Нет, я буду учиться по-русски. А математике учатся только старые. - Например, кто? - Дядя Жан. - А кто по-русски учится? - Лена, Чурбанова.
(3, 8, 26).
Как и всегда, он теперь особенно разговорчив по утрам, еще в постели. Но теперь сочиняет огромные истории, в которых от одних событий и подробностей он перескакивает к другим без всяких затруднений. Запомнить и воспроизвести такие речи нет возможности. В сегодняшнем рассказе больше всего фигурировали действительные и выдуманные истории с поездами. Так, он очень подробно говорил, что вообще он не боится поездов, что осенью он испугался какого-то особенного поезда (маленького), да и то по глупости, а теперь уже совсем не боится. Потом шел рассказ о крушении (вымышленный), при этом он сообщал, что у поезда отломались колеса, крыша, пол и "дерга". Между прочим рассказывал, как какие-то люди грабили поезд, закидали его сеном и, почему-то, песком. Все это было очень подробно и прерывалось другими эпизодами - о козе, о мальчишках, о пожаре и т.д. Передаю часть разговора со мной, показывающего, каков характер его вопросов и как трудно ему представить нас, окружающих его взрослых, а другой обстановке. Разговор коснулся того, где я был и что делал, когда был маленький. Я: В Сивини. Играл с тетей Марусей. Он: А почему не со мной? Я: Ты еще не родился. Он: А почему не родился? Я: Не успел. Он: Нет, я хочу, чтоб родился... А где ты получал деньги? Я: Мне не надо было денег. Я был маленький. Ведь тебе тоже не надо денег! Он: А для мяса-то? Покупать? Я: Дедушка покупал. Он: А тебе-то кушать? Я: И себе, и мне. Он: Я хочу, чтоб ты сам себе покупал. А кто оттуда приносил деньги, мясо? Я: Я жил в Сивини. Он: Я хочу, чтоб в Пензе. А ты где родился? Я: В Сивини. Он: И я родился в Сивини? Я: Нет. Он: Хочу в Сивини. А твой папа кто? Я: Сивинский дедушка. Он: Нет, он просто дедушка. А папой не зови. А твой папа кто? Я: Дедушка. Он: Нет, это не папа, просто дедушка. Во время игр в одиночку очень часто оживленно разговаривает, при этом нередко изображает различным тоном диалоги двух лиц. С необыкновенным упорством отказывается идти к Вере в больницу (у нее апендицит).