Я старался не показать вида, что испугался.
— Быстренько убегай, — сказала она. И я стал уходить.
— Нет, не туда, — она потянула меня за руку. Прикосновение ее руки было холодным и приятным. — Они зайдут в ворота, тебе лучше выйти через дырку в заборе, за сараями.
Я обрадовался, что Сиван так переживает за меня. Даже больше, чем испугался.
За сараями меня поджидал Шарон.
— И даже не думай об этом, — сказал он. — У тебя нет никаких шансов.
Я обернулся. Сзади стоял Гильад.
— Я всегда знал, что ты — салага, — сказал Шарон. — Но никогда не думал, что ты к тому же — сексот!
— Какого ты нас заложил, сволочь? — Гильад сильно толкнул меня, я отлетел у Шарону, и он тоже толкнул меня.
— Я скажу тебе, почему он заложил, — сказал Шарон. — Потому что наш Эличка — грязный завистник. Он смотрит на меня и видит, что я учусь лучше него, и что в спорте я лучше него, и что у меня есть девочка, самая красивая в школе, а у него, бедненького, еще прыщи не обсохли, и это ест его поедом.
Шарон снял кожаную куртку и протянул ее Гильаду.
— Ну вот, Эли, тебе таки удалось меня подставить, — сказал он, расстегивая ремешок своих командирских часов и пряча их в карман. — Мой отец думает, что я вор. В полиции чуть не завели на меня дело. И отличника я уже не получу. Теперь ты доволен?
Я хотел сказать ему, что все совсем не так, что это из-за Шулема, что он тоже был в команде, что он, как ребенок, плакал на День Катастрофы. Вместо этого я сказал: "Дело вообще не в этом… Вы не должны были красть у него велосипед, это было подло. Нет у вас совести". Когда я говорил это, голос у меня дрожал.
— Ты слышишь, Гильад, этот плакса Штинкер будет объяснять нам, что такое совесть. Совесть — это не закладывать товарищей, дерьмо! — сказал Шарон и сжал кулаки. — Мы с Гильадом сейчас научим тебя, что такое совесть, и при том самым убедительным способом.
Я хотел пошевелиться, побежать, поднять руки, чтобы прикрыть лицо, но страх сковал меня. Вдруг, неизвестно откуда, завыла сирена. Я совершенно забыл, что сегодня День Памяти[14]. Шарон и Гильад выпрямились. Я смотрел на них, стоящих как манекены в витрине, и весь мой страх вдруг исчез. Гильад, навытяжку, с закрытыми глазами и курткой Шарона в руке, показался мне большой вешалкой для одежды. А Шарон, со своим зверским взглядом и сжатыми кулаками, вдруг стал похож на пацана, который пытается копировать кого-то из крутого боевика. Я подошел к пролому в заборе и тихо и спокойно вышел через него. Я слышал, как сзади Шарон цедит сквозь зубы: "Мы это тебе еще припомним". Но он не сдвинулся ни на миллиметр. А я шел домой, огибая восковые куклы застывших людей, и сирена укрывала меня своей невидимой защитой.