Злости почти хватило, чтобы заглушить страх. Если Николаос пытает Филиппа за прошлую ночь, она, значит, не очень довольна и мной. А я ехала сейчас в логово мастера, ночью. Если так сформулировать, это был не очень разумный поступок.
И злость отступила перед волной холодного страха, от которого по коже побежали мурашки.
— Нет!
Я не поеду туда в страхе. И я держалась за свою злость, как за последний якорь. За много лет я впервые подошла так близко к ненависти. Ненависть; сейчас от этого чувства по телу разлилась теплая волна.
Ненависть почти всегда, так или иначе, вырастает из страха. Ага. Я обернула себя покрывалом злости с примесью ненависти, но в основе всего этого лежал чистейший ледяной ужас.
«Цирк Проклятых» находится в старом складе. Его название цветными огнями написано поперек крыши. Вокруг этих слов застыли в неподвижной пантомиме гигантские фигуры клоунов. Если присмотреться к ним внимательно, можно заметить клыки. Но только если очень внимательно смотреть.
Стены здания увешаны большими плакатами из пластика, как со старомодной интермедии. На одном из них изображен повешенный и сделана надпись: «Смерть побеждает графа Алкурта». Еще на одной с кладбища выползают зомби, и написано: «Берегись мертвецов, выходящих из могилы». Очень неудачная картина изображает человека, наполовину превратившегося в волка. Вервольф Фабиан. Другие плакаты, другие номера. Особо жизнеутверждающих среди них почему-то не попадалось.
«Запретный плод» держится на тонкой черте между развлечением и садизмом. «Цирк Проклятых» ушел от этой черты в бездонную глубину.
И вот она я, входящая туда. О радостное утро!
Шум ударяет прямо в дверях. Взрыв карнавала, клокочущая толпа, шорох сотен шагов. Льющийся разноцветный поток из ламп, режущий глаза, привлекающий внимание — или заставляющий желудок вывернуться наизнанку. Может, правда, это у меня нервы расшутились.
Воздух заполнял аромат сладкой ваты, кукурузы, коричный запах пирожков, мороженого, и под всем этим был запах, от которого шевелились на шее волосы. Кровь пахнет старыми медяками, и ее запах пробивается через все. Но из людей его мало кто различает. Здесь же был еще один аромат — не просто кровь, но насилие. Да, конечно, у насилия запаха нет. И все же всегда есть — что-то. Тончайший след запаха долго запертых комнат и гниющей ткани.
Я никогда здесь раньше не бывала, кроме как по делам полиции. Чего бы я сейчас не отдала, чтобы со мной были несколько ребят в форме. Толпа раздалась, как вода под форштевнем судна. Через толпу шел Винтер, Гора Мышц, и люди инстинктивно разбегались с его пути. Я бы тоже убралась с его дороги, но вряд ли мне представилась бы такая возможность.