* * *
Я уже двадцать лет живу в штате Флорида, на берегу океана, близ Майами. А родилась в Болгарии, зовут меня Дора. Ухаживаю за полоумной богатой старухой. Посылаю домой красивые открытки. Детей у меня нет. Когда-то была замужем, около года мы прожили вместе. Он был представителем строительной фирмы и говорил только о работе. Может, у нас бы что-то и сложилось, если бы он не был таким занудой. Как-то муж сказал, что его фирма выполняет заказ на постройку дома, хотя никогда не имела личных контактов с клиентом. Заранее оплаченный заказ, согласно условиям договора, полагалось исполнить именно в этом году, ни раньше ни позже. А был он получен более полувека назад одной из строительных контор, при слиянии которых впоследствии образовалась фирма. Странный заказ – простой домик без отделки, при нем южный полукруглый двор, без фонтана, без бассейна, и еще подвал. А в подвале было велено построить что-то вроде каменного гроба, только без крышки. Потом, когда уж мы с ним давно расстались, я видела ночью (у меня бессонница) в новостях сюжет о том, что неизвестные смуглые люди, странно выглядевшие, проникли в это самое частное владение и украли там ценную золотую вещь. Наверное, арабы. Все зло в Америке от них.
Помню, я тогда вышла на крылечко, постояла, подышала. Мне словно стало чего-то жаль, вспомнилась молодость, наш нелепый брак, вся моя жизнь, утекшая в никуда, зря, как вода из треснувшего кувшина… И еще я вдруг почувствовала страх, сама не знаю почему. Воздух тут чистый, почти как у нас, в Варне… Только не в ту ночь. Тогда в нем носилось что-то гнилое, мертвое… Тошнотворное, так вернее. Будто где-то канализацию прорвало. А был тот обворованный дом совсем близко от меня, но я туда никогда не ходила, зачем? Я и не знала даже, кто там жил, и жил ли кто-то. Вот на родине знала бы. Точно.
* * *
Это раньше так про нас говорили – кладбище для бедных. Да оно тогда, лет сто назад, было и вовсе за городской чертой. Свозили трупы, сбрасывали в ямы, засыпали известью, и дело с концом. А сейчас оно в городе, хотя Копенгаген, надо сказать, не так уж разросся с тех пор. Я-то? Давно тут. У деда была цветочная лавка рядом, отец изготовлял памятники, а я, видите, просто сторож. Не потому, что не хотел учиться, просто как-то не задалось. Сперва нашел подружку в Христиании, в коммуне хиппи, а там поехало… Само собой, наркотики. Конечно, я лечился, теперь чист. Отец перед смертью за меня похлопотал, я устроился сюда. Наверное, тут меня и закопают, так что я часто думаю, к чему было мучиться в реабилитационном центре, если все сводится к одному? Да уж ладно. Кстати, моя девушка умерла по дороге в Катманду. Где похоронена, не помню, из того времени в моей памяти вообще уцелело немногое. Вот кафе-кондитерская в Стамбуле, где мы с ребятами ждали автобуса, чтобы тронуться дальше на восток, вот Мари с ее хрустальным смехом и глазами цвета ледяной шуги, хрустящей в январе вдоль линии прибоя, с серо-зелеными глазами… И вот ее уже нет, нет нигде, и мне легче представить, что она ошиблась автобусом, и уехала в другую сторону или все еще ждет меня в том кафе, чем поверить, что она мертва. Хоть я и кладбищенский сторож, а все никак не пойму, что такое смерть?