Она снова положила голову на руки и мгновенно уснула.
«Мама несправедлива к Эрне», — подумал я. Эрна замечательный человек.
Она дала матери номер телефона своей сестры! По служебному телефону, который могут прослушивать! Да понимала ли мать вообще, какой опасности подвергала она и Эрну, и ее сестру? Я же помню, какой строгий допрос устроила мне тогда Эрна! И мне совсем не было страшно!
Внезапно я понял, с каким тяжким грузом в душе мать жила все эти годы, как она подавлена, измучена. Она сидела сгорбившись, уронив голову на лежащие на столе руки. Мне хотелось приласкать, погладить ее.
«Никогда больше я не причиню тебе горя таким бессмысленным поступком, каким был мой страсбургский побег, я постараюсь быть разумным», — шептал я. — «И пусть Бог поможет мне и моему брату, которого я так хочу снова увидеть. Хотя вряд ли мы сегодня сидели здесь, если бы тогда, в шведском посольстве, я не спустил штаны».
Когда Кэте Нихоф вернулась, мать еще спала. Я шепотом объяснил ей, что мама заснула. Кэте осторожно поставила на пол два закрытых железных ведра, которые держала в руках. Она села, придвинув свой стул вплотную к моему, и тихо рассказала мне, куда она хочет нас отвезти.
Кэте подробно описала свой садовый домик в Вальдесру.
«Это к югу отсюда, по направлению к Мальсдорфу. Домик стоит на большом участке среди овощных грядок и фруктовых деревьев. Грушевых деревьев там больше всего. Ты любишь груши?» — спросила она.
Я машинально кивнул. Из всего рассказа Кэте я услышал только одно — «садовый домик». Этот домик я представил себе точно таким, каким был наш садовый домик в Нойкельне. Однако Кэте сказала, что в ее домике три комнаты и есть даже ванна.
«У вас будет хорошая плита, много дров и угля и настоящий туалет», — сказала она и погладила меня по голове. — «Твоя мама рассказала мне о вашем садовом домике в Нойкельне и попросила успокоить тебя. Мой садовый домик — обычный жилой дом с удобствами, только маленький и построенный из дерева».
Я почти не слушал Кэте — слова «садовый домик» испугали меня. Перед глазами встала полуразрушенная, грязная терраска, чадящая печь, чуланчик с сырыми дровами и раскрошенными угольными брикетами. В этот момент я даже был готов вернуться в Людмилину квартиру — только бы не в такое логово. Но я ни в коем случае не хотел показывать Кэте, что происходило в моей душе. Я молчал и автоматически кивал, будто соглашаясь со всем, о чем она рассказывала, и чувствовал себя отвратительно. Она разбудила мать, и через некоторое время мы отправились в путь.
Проведя нас через территорию лагеря, Кэте представила нас охранникам как дальних родственников из Цойтена и устроила так, что один из охранников на маленьком грузовичке довез нас до Вальдесру.