Но для нас истинные расстояния — те, что нам отмеряют звезды. Над мирной жизнью, над верной любовью, над любимой, которую надеешься сберечь, снова встает вехой Полярная звезда.
А над сокровищем встает Южный Крест.
К трем часам утра наши шерстяные одеяла становятся тонкими и прозрачными: луна наворожила. Просыпаюсь заледеневший. Поднимаюсь покурить на кровлю форта. Сигарета… другая… Так и дождусь зари.
В лунном свете эта маленькая крепость — словно пристань у тихих вод. Все звезды в сборе — мечта мореплавателя. И компасы на всех трех машинах благоразумно указывают на север. И все же…
Не здесь ли ты сделал свой последний шаг на земле? Здесь кончается осязаемый мир. Эта крепость — причал. Дальше — только призрачный мир лунного света.
А ночь волшебна. Где ты, Жак Бернис? Здесь ли, там ли? Твое присутствие уже почти невесомо. И Сахара вокруг меня так бесплотна, что едва выдержит кое-где прыжок газели и с трудом, на самой плотной складке песка — легкого ребенка.
Поднимается ко мне и сержант:
— Не спится?
— Не спится, сержант.
Он прислушивается. Ничего. Безмолвие, Бернис, родившееся из твоего безмолвия.
— Сигарету?
— Спасибо.
Сержант жует сигарету.
— Сержант, завтра мне снова на поиски — как думаешь, где он?
И сержант уверенным жестом обводит горизонт.
Потерянный ребенок, — тобою полна вся пустыня.
Бернис, однажды ты признался мне: «Я любил жизнь, которую не до конца понимал. Может, она была не совсем настоящая? Я и не знаю толком, чего я хотел, что это за вечная жажда…»
Бернис, однажды ты признался мне: «Я пытался угадать, чту там таится, за видимостью вещей. Мне казалось, нужно только усилие — и я все пойму, постигну и смогу унести с собой. И вот я ухожу, взволнован присутствием Друга, — а ведь я так и не смог вытащить его на свет божий».
Будто бы тонет корабль. Будто бы затихает ребенок. Будто бы весь этот трепет парусов, мачт, надежд погружается в пучину вод.
Рассвет. Хрипло кричат мавры. На земле — их полумертвые от усталости верблюды. Похоже, с востока подобрался отряд ружей в триста — из какого-нибудь северного племени, — и перебил полкаравана.
Поискать вдоль пути отряда?
— Тогда — веером, да? Средний — строго на восток…
Самум: набираешь пятьдесят метров — и этот ветер вытягивает из тебя всю влагу.
Мой товарищ…
Значит, вот оно, твое сокровище…
На гребне дюны, крестом раскинув руки, головою к густой синеве залива, лицом к звездным селеньям, — ты наконец невесом…
Столько оборвалось крепчайших уз, летучий Бернис, пока ты скользил к югу, — оставался лишь один друг, тончайшая паутинка, связующая с миром…