Пока в ее жизни не появился Дентон Маршалл.
Они познакомились на благотворительном вечере, сбор от которого предназначался на борьбу с раком. Как любила повторять Аманда, «все произошло с первого взгляда». В один вечер ледяная бизнесвумен превратилась во влюбленную по уши школьницу. Сэр Маршалл стал ее близким другом, лучшим приятелем, источником забытого счастья.
Снова отогнав воспоминание о красивой беременной женщине, Найт постучал и вошел в библиотеку.
Элегантная женщина лет пятидесяти восьми, изящная, как балерина, красивая, как стареющая кинозвезда, держащаяся с достоинством милостивой королевы, Аманда Найт стояла над огромным столом с десятками разложенных на нем образчиков тканей.
— Гэри, — с оттенком недовольства сказала она, не поднимая головы, — я же просила меня не…
— Мама, это я.
Обернувшись, Аманда смерила его взглядом серо-стальных глаз и нахмурилась.
— Питер, разве Гэри не сказал тебе, что я выбираю… — Она остановилась, уловив что-то в лице сына, и поморщилась: — Понятно. Твои детки свели с ума очередную няньку?
— Нет, — ответил Найт. — Хотел бы я, чтобы все было так просто.
И приготовился разбить счастье матери на тысячу острых осколков.
Если вы хотите убивать чудовищ, научитесь думать как чудовище.
Я не знал этого взрыва фугаса, от которого моя голова треснула во второй раз, через девятнадцать лет после того как меня побили камнями.
Я уехал из Лондона, когда сорвался мой первый план, имеющий цель доказать, что я не просто иной, но бесконечно выше остальных людей.
Монстры выиграли войну против меня хитростью и вредительством, и в результате, когда в конце весны 1995 года я оказался на Балканах в составе миротворческой миссии НАТО, моя ненависть была беспредельна и безгранична.
После того, что со мной сделали, я не хотел мира.
Я хотел жестокости. Я хотел гекатомбы. Я хотел крови.
Поэтому сама судьба вмешалась в мою жизнь через пять недель моего пребывания на раздробленных войной, переходящих из рук в руки и очень взрывоопасных полях сражений Сербии, Хорватии, Боснии и Герцеговины.
В июльский день на пыльной дороге в восемнадцати милях от долины Дрины и осажденного города Сребреницы я ехал в каске и бронежилете на пассажирском сиденье камуфлированной «тойоты-лендкрузера», поглядывая в окно.
Я читал греческие мифы в подобранной где-то книге и думал, что балканские пейзажи вполне подошли бы для декорации к какому-нибудь темному, жестокому, запутанному мифу: повсюду цвели дикие розы, даже вокруг обезображенных трупов, часто попадавшихся по дороге, — то были жертвы зверств противоборствующих сторон.