— Какая одежда у вас была во время войны?
— Сначала нас одели в юбки и гимнастерки, но нижние рубахи были мужские. В 43-м году, в январе или феврале, нам форму поменяли. Мы все гимнастерки своими руками переделали на новый фасон. Зиму мы промучились, а к весне дали нам ватные брюки и валенки. Тут уже всё тает, и вот представьте себе: мы в этих ватных брюках и в валенках. По снегу и ерзаешь, и бегаешь — все мокрое. А сушить-то где? Негде! В коридоре поставили 20-ведерные бочки, веревок навязали, и вот таким образом все-таки сушились. Мы, сержанты, дежурили по батальону, чтоб ночью к нам мужчины не заходили.
— Ботинки с обмотками были или сапоги?
— Нет, ботинки. Сапоги! Девушка носит 35-й размер, а сапог — 40-й. Вот так вот! Представьте: она идет, у нее сапоги болтаются и шинель. Ну, шинель можно и обрезать, а сапоги как? Что там! Света не было! Позже мы сделали себе освещение: брали гильзы большие, наливали керосин, отрезали от шинели полу — и вот у нас коптилось. Хоть какое-то освещение было.
— А вши были?
— Ой!.. про это и говорить не хочу. Столько было! Столько было! Хотя все были подстрижены под мальчика. Я не знаю, откуда и куда они потом у нас делись уже. Это невозможно представить: вот сидишь — ползет! Гниды, вши — всё было! А вот эти рубахи нам давали — все в гнидах… Они же как стирались? Тогда же порошков таких не было, и не гладилось же ведь ничего. Вообще даже вспоминать жутко… Столько их было, вшей! Как их не будет, если не мылись?! Если негде было мыться! Особенно на фронте… Нам делали уколы, и мы женщинами не были. Мы не имели менструаций больше года!
— Может, это от нагрузок, а не от уколов?
— От уколов! Делали специальные уколы. Вот у меня в доме живет участница войны, она говорит: «А нам таблетки давали». Почему в роте 80 наволочек недоставало? Хоть и давали вату, и что-то еще, но не хватало. Вот наволочки и рвали. А потом сделали укол, и тут-то уже ни у кого не было. Честно говоря, мы думали, никогда уже не будет, наверно. Но когда приехали на Дальний Восток, жизнь началась нормальная: смотрим, одна заулыбалась, приходит, говорит: «Слушай! У меня революция! У меня революция!!» Слава богу! Значит, ты еще женщина! А сколько осталось бездетных… У нас Маша Савченко бездетная, Люся Лехмос бездетная, Тося Улина бездетная, Оля Москвина бездетная — это я про тех говорю, которые в нашей роте были, пулеметчики. Фая бездетная… Вот как! Получилось, что они остались бездетными, воспитывали чужих детей.
— А какие-то послабления в критические дни?
— Попробуй! Ничего не было! У меня вот, например, из отделения сбежала одна ивановская. Она была у меня на занятиях и говорит: «Сержант, я заболела». Я говорю: «Хорошо, иди в санчасть». Прихожу в обед — ее нет. Значит, в санчасть ушла. Вечером приходим опять с занятий — ее нет. Я тогда в санчасть, а фельдшер говорит: «А у нас такая не была». Командиром взвода был Панков, ну, я ему и докладываю. Он поднялся к командиру роты, и на следующий день за ней поехали. Приезжают, а она на печи дома. Вот так! Она говорит: «Я не могу. Тяжело». Ее привезли и посадили на гарнизонную гауптвахту. А гауптвахта находилась в бывшем женском монастыре в Серпухове. Неделю она там пробыла, приехал суд. Прямо у нас в клубе в полку дали ей 7 лет с заменой штрафной.