Один раз я участвовала в разведке перед наступлением, в феврале 1943-го или 1944 года. Я попала в эту разведку, потому что санинструктора разведчиков Шуру Кочневу ранило и разведчики остались без санинструктора. Вот нас вдвоем с Лизой Евстигнеевой послали им в качестве замены. Разведчики, что шли впереди, надевали что-то вроде панцирей на ватники. Я пришла к ним в землянку, когда они надевали эту броню. У одного из них не получалось зашнуровать ее, и он ругался. Ему ребята говорят: «Не ругайся, Женя пришла». Его как раз в этой разведке убило… Лизу Евстигнееву оставили на позициях — она высокая девушка была, метр восемьдесят, я-то поменьше. Саперы нам сделали проходы. Перед той разведкой мне так стало страшно, что я поняла, что не смогу сама выбраться из траншеи. Я попросила ребят просто выкинуть меня из траншеи, перекинуть через бруствер. Группа захвата во главе с командиром взвода разведки прошла первой, я была в группе обеспечения. Наши дали отвлекающий артналет, и мы поползли по льду реки Сестры. Это был февраль, Сестра хоть и была замерзшая, но на льду была вода.
Ребятам удалось захватить пленного, но при этом один разведчик погиб, а один был ранен. Я прямо там, на нейтралке, наложила жгут — очень сильное кровотечение было. Притащили здоровенного унтера, привели его в землянку. Там как раз Лиза Евстигнеева сидела. Финн очухался и на нее с ножом кинулся — там же не видно было, парень это или девушка. Лиза была первой, кого он увидел. Ему дали по руке и схватили. Тогда нас наградили — двум ребятам из разведгруппы дали орден Красного Знамени, мне дали медаль «За отвагу» а Лизе дали «За боевые заслуги». Мы были первые девушки из санроты, кого наградили.
На реке Сестре и мы, и финны часто вели пропаганду, кричали друг другу. Агитаторы и с той, и с другой стороны устраивали что-то вроде переклички, перебранивались друг с другом. Листовок было много. Их с самолетов финны разбрасывали. Зачастую листовки были от имени наших пленных: «Ваш товарищ такой-то и такой-то у нас, и он вам пишет…» И даже фотографии этих наших ребят были, что попали в плен. Но они обратно-то не вернулись. Мы тоже листовки разбрасывали.
У нас был командир роты очень высокий, Иван Задорожний. Потом, после войны, он стал полковником и преподавал в высшем военно-инженерном училище на Каляева. Когда он шел по траншее, ему надо было пригибаться. А он не всегда пригибался, и финны ему кричали: «Иван! Нагнись! А то стрелять будем!» — они всех наших «Иванами» называли. Очень много было добродушных людей и с их стороны. Однако стрельба шла все время, и раненых было много каждый день. Мы ночью с девчонками выходили на передовую и к нейтралке, и нам на ПСТ (пост санитарного транспорта) доставляли раненых. Мы еще ссорились, кому первой идти туда. Раненых перевязывали получше и везли в санчасть полка в Дибуны. Оттуда их везли в Сертолово, в медсанбат. А потом дальше, в госпиталь. Вот такой путь проделывали наши раненые.