— Скульптуры Давида… Прежняя владелица заказала копии во Флоренции, а факелы добавили уже здесь. Вы видели их во Флоренции?
— Нет, не видел.
— Почему?
— Потому что я никогда не был во Флоренции.
За моим признанием последовало удивленное молчание. Мне, видимо, следовало было соврать, чтобы не показаться недалеким.
Мы медленно поднялись по ступеням их розового мрамора и вышли в галерею, которая вела к расположенным на втором этаже комнатам.
— Филипп, прежде всего я хочу показать мужу нашу комнату.
Я пошел за ней и, войдя в огромную комнату, оказался в
фантастическом мире. Стены были затянуты белой тканью, на них висели полотна известных художников, на окнах были белые шторы из плотного сатина, на полу — белый толстый ковер. Комната походила на ларец с драгоценностями. Я буквально влюбился в нее. За окном я увидел парк, деревья окаймляли террасу, которая возвышалась над лесом азалий, Жасмина и ярко-красных кустов.
— Как красиво!
Мне очень понравилось это место, его божественная незатейливость, его роскошь, одновременно изысканная и детская, его тихая атмосфера и картины, картины великих мастеров. У меня от волнения сжалось горло. Следовало ли сделать вид, что меня ничто не удивляет? Я ведь всю жизнь провел в стенах, обвешанных постерами, подсолнухами Ван Гога, купленными за тридцать французских франков…
— Как вам нравится мой Пикассо? — спросила она.
Я не был ни богачом, ни пресыщенным человеком, ни тонким ценителем. Что я должен был ответить, чтобы не попасть впросак?
— Энджи, мне очень нравится ваша комната…
— Вы меня радуете.
Вернулся Филипп:
— Я пока оставил чемоданы мистера Ландлера в зеленой комнате. Могу ли я высказать свое мнение относительно его размещения?
— Я только этого и жду, — ответила Энджи, — Я уже спрашивала вас об этом.
Филипп повернулся ко мне:
— В конце коридора есть апартаменты, в которых никто никогда не жил: большая комната с примыкающим к ней пустым кабинетом. Не могли бы вы взглянуть? Эти комнаты можно обставить по вашему вкусу.
Нет, это было не галлюцинацией. Так разговаривали именно со мной, Эриком Ландлером, бывшим собирателем теннисных мячей, официантом из яхт-клуба в Сан-Диего, обманщиком, стремящимся обеспечить свое выживание. Этот Эрик не был даже непризнанным гением. Он — всего лишь упорный работник, честолюбие которого явно не соответствовало его способностям. Если бы я мог быть гениальным изобретателем, а не просто способным человеком! Да, это я, тот самый Ландлер, шел по ковру из долларов. Да, я. До самых глубин моего существа меня охватило опьянение от успеха, физическое чувство могущества. Я поклялся самому себе, что сделаю все, чтобы стать достойным этой удачи, я буду лелеять ее, взращивать и страстно любить.