— Подкрастесь немного, и поедем.
— Мне не нужно подкрашиваться, чтобы выйти в город, — сказала она. — Макияж нужен для работы… А если вы хотите обращаться со мной, как с ребенком, которого следует воспитывать, то я уезжаю, чао… У меня есть паспорт и несколько сотен долларов наличными, я могу улететь из Парижа в Лос-Анджелес в эконом-классе и, главное, быть свободной.
— Сядьте, Энни.
Я указал ей на одно из кресел салона, затянутого сатином в цветочек.
— Зачем?
— Затем, что я вас об этом прошу.
Она села:
— Что дальше?
— Энни, я не хочу вас изводить, я просто разговариваю с вами так, как говорю с женой…
— О, оставьте ваши лицемерные истории…
— Короче говоря, — сказал я, — у меня не было желания быть противным, я старался доставить вам удовольствие. Мне хотелось бы, чтобы вы расслабились…
— Предпочитаю развлекаться просмотром того, что продается в шикарных бутиках.
— Вы правы, Энни, вы правы. Только одно обстоятельство…
— Что?
— Вы согласились сыграть некую роль — роль женщины очень сдержанной, с приличным словарным запасом.
— Я сожрала вашу икру, глазом не моргнув, я не заорала от восторга, войдя в этот сарай. Что вам еще нужно?
— Вы отведали, съели эту икру, а не сожрали.
— Мне тошно от вас. Я выросла в Бруклине, прошла через игровые залы Лас-Вегаса, я никогда не пила чай, оттопырив мизинчик.
— Но вы знали, что есть люди, которые именно так и делают. И что же…
Она кивнула:
— У вас такая манера строить фразы…
— Я вас слушаю. Будьте любезны, привыкайте к жизни человека, чью роль вы играете, не хлопайте меня по спине в присутствии портье и не говорите, что холл великолепен.
На ее лице появилось выражение обиды и растерянности одновременно:
— Вы так дорожите вашим статусом?
— Да.
Я улыбнулся. Возможно, убить ее будет не так уж сложно, она невыносима. Настоящая стерва, смешная самка в погоне за деньгами, за интимными удовольствиями, которые она хотела бы использовать для своей выгоды, грязное животное. Как и я сам… Без моих дипломов, но вооруженная некой женской сообразительностью. Однако она не хотела обрубать причальные канаты. Она рассыпалась в извинениях, заговорила притворно покорным тоном:
— Признаюсь, что вела себя плохо, но постараюсь приложить все силы, чтобы исправиться. Вам не придется меня стыдиться, обещаю.
Выйдя их отеля и проходя мимо шофера, отрывшего нам дверцу, я посмотрел на Париж глазами иностранца. Будь я вместе с Энджи, вспотел бы от страха, что она откроет мою ложь, но я должен скрывать Энни. Она не выглядела женщиной, владеющей компанией. Если я встречу кого-нибудь из своих бывших сослуживцев, она выдаст себя.