Когда настали грозные времена, Луи отдал власть, не оказывая сопротивления. Он был робким, но неглупым и образованным человеком и оправдывал свое поведение тем, что английский король Карл за столетие до него вел отчаянную борьбу с революционерами за свой трон, пролил потоки крови, но проиграл и вынужден был взойти на эшафот. Людовик предпочел мягкость и уступчивость, он не решался применить силу, хотя это был, возможно, единственный шанс сохранить корону.
Наиболее ярко застенчивость и нерешительность короля проявились в последнюю минуту, когда он еще мог успешно защищаться. Его дворец окружают повстанцы, городская чернь, которой боятся даже либеральные революционеры, вполне довольные конституцией, дарованной нации Людовиком. Закон на стороне монарха, дворец превращен в крепость, но король не может вполне рассчитывать на большинство своих солдат.
Что же говорит им Луи, чтобы призвать их исполнить воинский долг? Он застенчиво бормочет, заикаясь, обрывки фраз: «Говорят, они придут… Наше общее дело, мое и моих добрых подданых… Не правда ли, мы будем биться смело?» В последний момент король отказывается от борьбы и ищет защиты от восставших у либерального парламента, лидеры которого вскоре, боясь потерять популярность, лишают короля власти и провозглашают республику. Через год Людовик, возможно единственный раз в жизни, ведет себя по-королевски: невозмутимо выслушивает приговор и достойно, без страха, встречает смерть.
Чему можно научиться на примере несчастного Луи? Не терять голову из-за застенчивости? Выработать привычку отстаивать свои права? Бороться до конца, если есть шанс на победу? Все это верно, однако бедный Людовик вызывает у меня не только сочувствие, но и уважение. После взятия Бастилии наиболее решительные его советники рекомендовали немедленно собрать верные войска и сражаться. Король отказал, сказав: «Из-за меня не прольется ни одна капля французской крови». Быть может, мужественность перед лицом смерти придавало свергнутому монарху сознание того, что он выполнил свой долг – не королевский, а христианский.
НА ЗАМЕТКУ
Сильнейший страх, вызывающий застенчивость, – страх неизвестности.
Кто знает, что на уме у незнакомца? Кто может предвидеть, к чему приведут события? Пусть они лучше идут своим чередом. Так, наверное, думал Луи, и так рассуждают многие люди, которым присуща черта, которую Анри Дюга назвал застенчивостью ума, то есть недоверием к возможностям собственного интеллекта.
Интересно, что Лев Толстой, сравнивая национальные характеры, считал, что русские самоуверенны именно потому, что полагают, будто рассчитать до конца последствия поступка невозможно (в отличие от немцев – те самоуверенны, поскольку привыкли рассчитывать все до мелочей).