Павел Андреевич вздохнул.
– Вы думаете, я их осуждаю? – улыбнулась я. – В особенности после того, что немцы творили в нашей стране?
Павел Андреевич сказал, что недавно прочитал весьма любопытную книгу о Великой французской революции. Конечно, он и раньше знал про реквизирование предметов искусства в захваченных странах. Трофеи брали и воины древности. Но новостью для него стал соответствующий указ, подписанный в свое время французским Конвентом. Ведь Лувр – первый публичный музей Франции – открылся именно во времена Великой французской революции. Вначале там появились полотна и скульптуры, реквизированные у короля и аристократии, потом французская армия направилась в другие страны.
«Так, может, и потомки тех людей, которые пострадали от той реквизиции, теперь будут судиться за возвращение когда-то принадлежавших их семьям шедевров?» – почему-то подумала я.
– Где сейчас все то, что привезли из Германии ваш отец и мачеха? – спросила я вслух.
– Наверное, в их квартире. Но точно не знаю. Я там не был много лет и желания такого не испытываю.
– Ваш отец играл в карты? – спросила я.
Павел Андреевич удивленно посмотрел на меня.
– Почему у вас вообще возник этот вопрос?
– Один американец собирается предъявлять претензии, – обтекаемо ответила я, – что его предка обобрали наши люди. Они все в определенный момент находились в Берлине – то есть предок американца и наши военнослужащие, – и наши играли в карты значительно лучше. Или мухлевали, – я улыбнулась. Версия, конечно, не совсем соответствовала действительности… Но зачем объяснять все про Алекса Циммермана и путь картины?
– И у этого американца есть шансы теперь что-то доказать и получить?! Вы верите в этот бред?!
Я рассказала про возвращение произведений искусства прошлым владельцам, потом сказала, что американец, который хочет получить назад то, что по праву принадлежало ему – или он так считает, – прибыл в Петербург в сопровождении техасского миллионера или миллиардера, познакомился со мной лично, побывал в различных инстанциях…
– Обалдеть, – покачал головой Павел Андреевич.
– Я за годы журналистской работы видела и слышала столько невероятных вещей, что ничему не удивлюсь. Поэтому повторяю свой вопрос.
– Я не знаю, – сказал Павел Андреевич. – Может, играл. Может, нет.
– Вы были знакомы с Леонидом Черевко? – спросила я. Так звали адъютанта генерала Иванихина, которого в живых уже не было. Я надеялась пообщаться с потомками.
– Он сошел с ума, – сообщил Павел Андреевич. – Точную причину не представляю. Вам нужно говорить с родственниками. Вроде бы умер в сумасшедшем доме. Я даже не знаю, был ли он контужен. Вообще это могло быть и наследственное, и никак не связано с войной. Я просто не в курсе.