Пленный смотрел на Пашу все еще недоверчиво, однако назвался:
— Григорьев.
Девушка подошла к другому. Белобрысый, совсем еще юный паренек, очень похожий на того одноклассника, что критиковал ее цогда-то па комсомольском собрании, наотрез отказался от ее услуг.
— Не твоими руками наши раны перевязывать! Мотай дальше! — Он бросил на Пашу такой презрительный взгляд, что она больше не решилась к нему обращаться.
Придя домой, Паша долго не могла успокоиться. Ее волнение передалось матери, пристально наблюдавшей за дочкой.
— Пашенька, ну зачем так изводиться! — печалилась Евдокия Дмитриевна.
Мама, мама, как там страдают! Какие муки!..
Знаю, горько им, да ты-то чем поможешь? Побереги себя.
— Мамочка, нельзя думать только о себе. Заранее прошу тебя, не кори меня, не мучайся. Я сделаю для них все, что смогу!
Мать и дочь обнялись и безмолвно заплакали...
Вечером Паша уже сидела на скамеечке сквера с Алексеем Дмитриевичем и настойчиво просила:
— Доставайте документы, и как можно скорее!
— Надо, надо, — всеми пальцами вцепившись в свою густую шевелюру, отвечал инженер, — но как сделать, чтобы комар носа не подточил? Очень это сложно!
— Время не ждет, Алексей Дмитриевич. Видимо, без риска не обойтись.
— Попробую. А какие бланки нужнее — «аусвайсы» или «мельдкарты»?
К ответу Паша не была готова.
— А по каким скорее выпустят из лагеря?
— Из лагеря — по справкам, а «аусвайсы» — это временные паспорта. Они необходимы для прописки в городе. А уж когда пропишутся, тогда появится нужда в «мельдкартах» — справках о работе. Вот так.
Готовьте те и другие! — воскликнула Паша.
* * *
...На работу Алексей Дмитриевич пришел раньше обычного. Заглянул в печатный цех, но вдруг за спиной услышал протяжное:
До-о-брый де-ень, пан инженер!
— А, это вы? Здравствуйте, — приветствовал Ткаченко фольксдойча.
Под стеной у окна стояли стопки отпечатанных бланков удостоверений. Их было много, но, видимо, пересчитаны, и фольксдойч топтался тут не случайно. Дай только повод, пусть даже малейший, и он, конечно, донесет.
— Почему не отгружают? — деланно безразличным тоном спросил Ткаченко. — Сколько накопилось, негде повернуться!
— Эге! Такой товар не залежится.
Выбрав момент, когда фольксдойч отлучился в другой цех, Ткаченко подскочил к одной из стопок. Он увидел, что они перевязаны шпагатом. По краям — синие картонные уголки. Ткаченко соображал: снять несколько бланков можно лишь при условии, если нарушить упаковку. А это сразу бросится в глаза. Утащить и спрятать целую стопку? Слишком рискованно. Где ее спрячешь? И вынести сразу не удастся...