Принесли одежду, и тут Яша обратил внимание на крытый жестью сарайчик, за которым поднималась ограда из колючей проволоки. Парень еще раз всмотрелся.
— Что, если попробовать? — сказал он решительно.
Такие слова напугали кое-кого, а Зюков одобрил затею.
— Давай, дружок, попробуем, авось улыбнется!..
— Иду первым...
Десятки глаз с опаской наблюдали, как Яша вылез из барака через окно и побежал к сарайчику. Он подтянулся, взобрался на сарайчик, а затем перепрыгнул через проволоку и, прижавшись к земле, пополз в сторону леса.
Зюков, не задумываясь, проделал то же самое, что и Яша. Вот и он уже на свободе. Энергично пополз прочь от лагеря. Минута, две, три... Сзади — тихо. Вскоре он также укрылся в лесу.
Утром услышал странный гул. В густом лесу — и вдруг гудит... Зюков осторожно пошел в ту сторону, откуда доносился шум. Он неожиданно натолкнулся на часового, охранявшего лесопильный завод. Хотя часовой и был в немецкой форме, но смахивал на славянина.
— Стой! Откуда идешь? Документы! — потребовал часовой на ломаном русском языке.
— Иду со свадьбы, документов с собой не брал, — придумал Зюков версию.
— По тебе не видно, что со свадьбы...
Отчаяние охватило Зюкова. Совершить такой риско-
ианный побег и так нелепо попасться снова в лапы фашистов!
— Ты здешний? — допрашивал часовой, но уже не так грозно.
— Нет, я киевский.
— А как тебя сюда занесло?
— Хотел устроиться на работу, а попал в концентрационный лагерь.
— Удрал?
Зюков молчал, гадая, чем все кончится.
Часовой потоптался на месте, осмотрелся: вокруг — никого.
— Уходи влево, если пойдешь вправо, там гестаповцы. Ну, с богом! — И добавил: — Чехи не желают русским зла.
С благодарностью Зюков посмотрел на часового и принял влево. После долгих блужданий по лесу он набрел на хутор Бодзячив, где ему помогли переправиться в партизанский отряд.
Партизаны полюбили весельчака-артиста за мужество, находчивость и, особенно, за сочиненную им песню:
Запевайте же марш наш походный!
Помни, Гитлер кровавый, одно:
Званье славное — мститель народный —
Партизану недаром дано!..
А после одного из тяжелых боев с карателями в отряде прозвучала новая песня на слова Зюкова:
Наших метких внезапных ударов Не забудет фашистская мразь,
Как казнили в тылу генералов И господ офицеров не раз.
Часто Борис Зюков вспоминал свой побег из лагеря и с болью думал о том, что его товарищ, Николай Науменко, не рискнул вырваться из плена. Судьба Науменко впоследствии сложилась трагически...
* * *
После побега Бориса Зюкова из лагеря Николай Науменко словно осиротел. Он жалел, что не бежал вместе с другом. Однако вскоре ему повезло. В лагере оставили самых сильных, здоровых. Остальных, в том числе и Николая, отпустили. Вернувшись домой, о многом передумал он.,