В стародавнее время повелители баранов враждовали с Сыроедом и отважно сражались против него при Брильонтире и Ипсвиче. Ныне же поползли слухи о бандах изменников, которые, вторгаясь верхом на баранах в северные пределы Роздора, грабили, насиловали, сжигали селения, убивали и насиловали.
Топтун вдруг остановился и испустил глубокий выдох уныния и скуки. Урки уходили от них все дальше и дальше. Осторожно развернул он квадратик, оставшийся от волшебного сдобного хлебца эльфов, и разломил его на четыре равные доли.
– Съесть все до крошки, ибо это последнее, что у нас есть, – произнес он, зажимая в кулаке четвертый кусочек, чтобы сгрызть его позже, когда никто не будет смотреть.
Ловелас и Гимлер жевали сосредоточенно и безмолвно. Всюду вокруг ощущали они злодейское присутствие Сарафана, злого Мага из Кирзаграда. Его зловещие чары тяжко сгущались в самом воздухе, а тайные силы его препятствовали дальнейшим поискам наших друзей. Силы, имевшие много обличий, но ныне обернувшиеся поносом.
Гимлер, который питал к Ловеласу чувства еще менее теплые, нежели в Дольне, – если такое возможно, – подавился булкой.
– Будь прокляты эльфы с их гнилою жратвой, – пробормотал он.
– И гномы, – парировал Ловелас, – с их неразвитым вкусом.
В двадцатый раз эти двое обнажили оружие, горя желаньем отведать вражеской требухи, но Топтун вмешался, предотвращая смертоубийство. Он все равно уже доел свою порцию.
– Воздержитесь и смиритесь, остановитесь, угомонитесь, вложите в ножны мечи ваши, воздержитесь от ссоры вашей и остановите руки ваши, – рек он, воздевая бахромчатую рукавицу.
– Отзынь, приставучий! – проревел гном. – Щас я из этого фертика запеканку сделаю!
Однако Скиталец вытащил умиротворяющего вида нож, и драка закончилась так же быстро, как началась, ибо даже гномов и эльфов не прельщает перспектива получить перо в спину. Затем, едва лишь бойцы вложили клинки в ножны, Топтун снова возвысил свой голос.
– Воззрите! – воскликнул он, указывая на юг. – Всадники! Много! И скачут, как ветер!
– Лучше бы им скакать против ветра, – произнес, зажимая нос, Ловелас.
– Ноздри эльфов чувствительны, – сказал Топтун.
– И пятки их сверкают, как легкое пламя, – чуть слышно проворчал Гимлер.
Все трое, сощурясь, вглядывались в облако пыли на далеком горизонте. В том, что это были бараньи пастыри, не оставалось сомнений, ибо ветер служил им герольдом.
– Ты полагаешь, они дружелюбны? – спросил, трепеща, словно лист, Ловелас.
– Этого я сказать не могу, – ответил Топтун. – Если они дружелюбны, нам тревожиться не о чем, если ж они враждебны, мы спасемся от их ярости посредством военного искусства.