Наташка действительно планировала саботаж. Если без конца ошибаться и портить ему игру, может, столь решительно настроенный победить сына, он от нее отстанет? Смотрел на нее целый вечер, просто беспардонно изучал, как бабочку, как какую-нибудь инфузорию-туфельку под микроскопом. На Наташку никто никогда так не смотрел, и от этого было неуютно. Первый раз в доме Сокольских ей было неуютно.
На нее смотрели по-разному. Тогда, семь лет назад, — с ненавистью и злобной радостью. С жалостью — чуть позже, когда ее доставили в районную больницу с переломами, ушибами, изуродованным лицом и слипшимися от крови волосами.
С презрением и брезгливостью — неделю назад, в больнице, когда обозвали бомжом. На обеих работах, когда она в синем халате шестьдесят последнего размера, в старушечьем платочке мыла полы, смотрели как на вызывающее бешенство своей тупостью животное. В этом непревзойденным специалистом был Маратик, он вообще на нее смотрел иначе только тогда, когда хотел… ну, чтобы она исполнила свой супружеский долг. В общем, он смотрел на нее так, как будто она ему должна, причем по гроб жизни. А Владимир Иванович ее изучал. Изволил заинтересоваться. Неуютно.
Предложение поиграть по сети Андрюшка воспринял с восторгом. Сразу сказал, что третий компьютер не нужен, Наташа еще не совсем освоилась, лучше он ее в процессе потренирует. А с папой он пободается охотно, папа — соперник достойный.
Наташка, исполненная молчаливой благодарности, устроилась рядом с ребенком, Владимир взял ноутбук. Он поймал себя на мысли, что слегка обижен на сына за то, что тот усадил Наташку с собой. Гораздо интереснее было бы, если бы она сидела рядом с ним. Владимир давно для себя сформулировал первое правило Казановы: флирт гораздо легче начать, когда оба, и субъект, и объект, заняты одним делом. В процессе можно невзначай касаться рук, можно сделать вид, что просто умираешь от смеха, и уткнуться лбом в плечо — в общем, перейти на новую ступень, тактильную. Увы, сейчас Наташка вовсю касалась не его, а Андрюшки.
Счет за час оказался разгромным: семь-два. В пылу сражения они, конечно, не услышали, что приехала Людмила, не услышали, как она вошла, вернее, остановилась на пороге комнаты. Сколько она стояла молча, Владимир не знал, но почувствовал себя школьником, которого за проделками поймал завуч. Ему вдруг показалось, что все его неправильные мысли написаны у него на лице. Прямо на лбу. Крупным жирным шрифтом. Сын в очередной раз радостно взвизгнул, прикончив зазевавшегося противника, оторвал взгляд от монитора и увидел маму.