Никто не видел на похоронах Бескова только одного человека — Олега Романцева.
Если соглашаться с официальной версией, Романцева (вот времена — то были!) выбирали… игроки. Выборы проходили в манеже «Спартака» в Сокольниках. В числе претендентов были еще ассистент Бескова Федор Новиков, капитан красно — белых 1970-х годов Евгений Ловчев и рекомендованный советскими профсоюзами — куратором тогда еще не самостоятельного футбольного клуба — тренер средней руки Александр Кочетков. Но номенклатурная кандидатура Кочеткова вызвала резкое неприятие Старостина: «Неспартаковский человек». Основатель «Спартака» пошел к председателю ВЦСПС, будущему лидеру путчистов из ГКЧП Геннадию Янаеву. Тот, человек неравнодушный к футболу, с доводами Старостина согласился: мол, Романцев так Романцев. После чего Старостин позвонил Романцеву в Орджоникидзе и сказал: «Олег, одна нога здесь, другая — в Москве!»
В общем, демократия при выборах была относительная. Старостин не скрывал, кого хочет видеть во главе «Спартака», а его слово было законом. Это подтвердил в нашем разговоре и Евгений Ловчев, ныне — президент и главный тренер мини — футбольного «Спартака».
— В список для голосования меня включили для количества. Я просто попался Старостину на глаза. Шел пешком с какого — то матча в манеже ЦСКА и, переходя Ленинградский проспект, увидел впереди Николая Петровича. Догнал, поздоровался. Патриарх спросил: «Чем занимаешься, Женя? Ты мне нужен». И, рассказав, что будут выборы нового тренера, попросил разрешения внести мое имя в список. Я, конечно, согласился. Но на сами выборы не поехал, потому что заранее знал, каков будет их исход. Эту должность мог занять только Романцев. Старостин готовил его к ней долго, поскольку внутренне всегда был против Бескова и загодя думал о его преемнике.
Кстати, о Ловчеве. Упоминание фамилии одного из самых известных спартаковцев много лет выводило Романцева из себя. А все потому, что в 1976-м, когда защитник из Красноярска Романцев появился в «Спартаке», тогдашний капитан на поле бросил в его адрес обидную реплику. Говорят, назвал его «деревней». Романцев собрал вещи, отправился домой — и вернулся только в следующем сезоне. «Самой реплики я не припоминаю, — говорил Ловчев. — Помню лишь, что Олег действительно обиделся на меня и уехал в Красноярск. А потом мы то ли с Гладилиным, то ли с Кокоревым звонили ему и убеждали: „Зачем обижаться, это же футбол?!“ Но Романцев не вернулся. Приехал лишь год спустя. А ведь тогда я не только его — всех так на поле гонял! Надо знать, кем я тогда был в „Спартаке“ и как переживал за команду…»