— Джейс, если бы ты что-то узнал, он бы просто поменял свои планы, — начала спорить Клэри. — Он знает, что потерял тебя. Вы двое были связаны вместе. Я слышала его крик, когда ударила тебя. — Она дрожала. — Это был ужасный крик человека, который потерял все. Он действительно заботился о тебе, каким-то странным образом, я думаю. И хоть все это было ужасно, мы оба кое-что получили со всей этой ситуации, что может сыграть нам на руку.
— И что же?
— Мы понимаем его. Ну, в той мере, в какой хоть кто-нибудь может его понять. И это не та вещь, которую он может изменить, переделав свои планы.
Джейс медленно кивнул.
— Знаешь, кого еще я теперь понимаю? Своего отца.
— Вален… нет, — сказала Клэри, наблюдая за его выражением лица. — Ты имеешь в виду Стивена.
— Я просмотрел его письма. Вещи, в коробке, которую дала мне Аматис. Знаешь, он написал мне письмо, которое я должен был прочитать после его смерти. Он сказал мне, чтобы я стал лучше человеком, чем был он.
— Ты и есть лучший, — сказала Клэри. — Когда мы были в тех апартаментах, в те моменты, когда ты становился собой, ты больше беспокоился о совершении правильных поступков, чем о своей жизни.
— Я знаю, — сказал Джейс, глядя на покрытые шрамами кулаки. — Это странно. Я знаю. У меня всегда было много сомнений о себе, всегда, но теперь я знаю разницу. Между мной и Себастьяном. Между мной и Валентином. Даже разницу между ними. Валентин искренне верил, что поступает правильно. Он ненавидел демонов. Но Себастьян уверен, что женщина, которую он считал своей матерью, и есть чудовище. Он бы с радостью правил расой темных Сумеречных Охотников, которые отдавали бы демонам приказы, пока обычные люди убивались бы ради удовольствия этих существ. Валентин до самого конца верил, что задача Охотников — защищать людей, Себастьян же считает их тараканами. И он не хотел никого защитить. Он только хочет того чего хочет, и в настоящий момент он хочет этого. И единственное чувство, которое он действительно испытывал, это раздражение, когда срываются его планы.
Клэри задумалась. Она видела, как Себастьян смотрел на Джейса, даже на нее, и знала, что какая-то часть его была безумно одинокой, как в черной пустоте космоса. Одиночество мучило его в той же мере, как и желание власти — одиночество и нужда быть любимым, без всякого соответствующего понимания, что любовь нужно заработать.
Но все, что она ответила, было:
— Ну, значит, нам стоит заняться срывом его планов.
Улыбка мелькнула на его лице.
— Ты же знаешь, что я умолял бы тебя держаться подальше от этого, верно? Это будет опасная битва. Более опасная, чем понимает Конклав, как мне кажется.