Они вместе приготовили ужин из того, что нашлось в доме. Потом снова легли. Размолвка, или фальшивая нота, похоже, осталась в прошлом. Об этом он уже не думал. Они вдруг начали говорить, говорить не умолкая, словно никогда больше не будет такой возможности, и показалось, что Ариана тоже довольна. Да, кажется, она довольна. Но после она все-таки сказала, что пора ему возвращаться в отель, нет, сразу предложила отвезти на своей машине. Он быстро оделся.
Когда они вышли на крыльцо, отдаленные глухие удары раздались с такой силой, что они, схватившись за руки, бегом бросились вниз по ступенькам.
Они еще застали великолепный закат. На улице Мазра мусульмане жгли автопокрышки в знак протеста против нарушения перемирия фалангистами, жирный черный дым грубо вторгся в багровое небо, и вскоре чернота заволокла горизонт.
Ариана вела машину быстро, покрышки визжали на поворотах, в свете встречных фар ее лицо было бледным, черты заострившимися от твердой решимости.
– Ты ведь понимаешь, верно? Я везу тебя в отель, чтобы немного побыть одной.
Он погладил ее по щеке.
Вот и Хамра. Улицы тихи и темны. У дверей отеля он подождал, пока не скрылись из виду огоньки ее машины. Поднявшись в номер, принял душ и, мокрый, лег. Ночью проснулся – приснилось, что его хотят расстрелять. Потом, довольно скоро, опять заснул. Утром попытался вспомнить сон от начала до конца, но теперь уже осталось только неясное воспоминание, что вроде бы снилась война. Всплыли две-три картинки, наяву он никогда не видел ничего подобного, хотя чем-то эти образы казались знакомыми. Впрочем, около полудня вспомнилось еще несколько деталей. Среди людей, принявших решение о его смерти, был ночной портье отеля. Лицо скрыто маской, но узнать было легко – по голосу и походке. Снилось, что он сидел на стуле. Связан не был. На ковре кружком сидели мужчины, все до одного в масках и камуфляжной форме. Он чувствовал, нет, знал наверняка, что в последнюю минуту соберется с силами, вскочит и бросится наутек, очень просто, тем более что мужчины вроде не обращали на него внимания. Но в нужный момент сил не нашлось, почему – понять было невозможно. От тех, в масках, его страх не укрылся, и он пожалел, что мужчины, конечно, не догадываются, до чего же ему страшно, если бы они могли это почувствовать, то сразу отпустили бы. Человек, в котором он узнал ночного портье, время от времени подходил почти вплотную и извинялся за причиненные неудобства, говорил: «Лично мне вы нравитесь». После чего возвращался к своим и садился на ковер. По каким-то неведомым причинам Лашен твердо знал – он умрет. А к этим людям относился со странным, самого его умилявшим пониманием.