— Ронни, наверное, мое общество тебя компрометирует?.. Может, мне волосы распустить, чтобы стало ясно, что я женщина?
— Да кому какое дело, Мэри? Брось…
Она вытащила ключ, подобрала с пола бутылку с молоком и ввела меня в чистую, весьма просто обставленную квартиру. В помещении стояла пышная, обильно осыпанная украшениями рождественская елка, но комната не выглядела от этого веселее. Напротив, елка смотрелась как-то печально в этом безрадостном интерьере.
Я уже упомянула тягу Ронни Биконсфилд к прекрасному. Она обладала также и средствами, позволяющими удовлетворять эту наклонность, причем делала она это не из стяжательства или жадности — Ронни была одной из самых бескорыстных известных мне личностей — а из любви к совершенству. Дядя ее герцог, дед был советником королевы Виктории; в семье имелись три адвоката и один член верховного суда, отец — какая-то важная в Лондоне шишка, а мать посвящает все время искусству. Вероника в одиночку старается представить эту оторванную от земли семью на поверхности нашей грешной планеты. Уже на младших курсах она участвовала во всяческих проектах вроде обучения азбуке неграмотных женщин или в кампаниях против жестокого обращения с животными.
Внешность Ронни — главный источник ее огорчений. Низкорослая, коренастая — даже толстая, с широким носом и негнущимися волосами… Ее можно было бы назвать уродкой, если бы не глаза, светившиеся добротой и юмором. Но теперь и глаза угасли.
Верхний этаж ее дома более соответствовал характеру хозяйки. Полы блестели, ковры радовали глаз толщиной, пушистостью и красочной гаммой. Завораживала странность подбора мебели и декора. Стройный, поджарый германский стул XX века и канапе «Людовик XIV» на расшитом шелком китайском ковре, полосатая египетская ткань на викторианском шезлонге, на одной стене — коллекция рисунков XVIII века, напротив — абстрактные композиции, если не ошибаюсь, Пауля Клее. Выглядела эта странная на первый взгляд компания ненавязчиво и естественно, как преподаватели разных дисциплин на курсовом вечере или как группа экспертов разных специальностей, болтающих в неформальной обстановке.
В доме электрическое освещение, яркий свет подчеркивает усталое, осунувшееся лицо моей подруги. Судя по одежде, она, конечно, вернулась не со светского раута, а из какого-то благотворительного рейда.
— Да, — подтвердила Ронни, доставая кофейный сервиз. — Посещала подопечную семью. Их тринадцатилетнего сына арестовали. Он украл бумажник у свободного от службы полицейского.
— Разумеется, по незнанию? — усмехнулась я. — Значит, новичок.