И это были не просто слова — теперь она видела, как между их сердцами протянулась нить — крепкая золотая нить, связавшая их навеки.
Раны на запястьях Фионна затягивались на глазах. Когда Андреа открыла глаза, ожоги бесследно исчезли, а Фионн, вытаращив глаза, изумленно разглядывал ее с таким видом, словно видел впервые в жизни.
Серебряные нити, исходившие от него, все еще опутывали ее, словно пытаясь нащупать в ней что-то смутно знакомое...
— Я вижу это... вижу присутствие твоей ауры в моей, — пробормотала она. — Твоей... и ауры моей матери.
— Конечно, дитя. — Черные глаза фэйри казались бездонными. — Это ведь естественно.
Он был частью ее самой — как она была частью его. Она — плод любви этого надменного, закаленного в битвах воина и женщины из рода оборотней.
На глаза Андреа навернулись слезы. Наконец-то после долгих лет стыда и унижений она знала, кто она такая. Теперь она принадлежала им обоим — воину-фэйри, сжимавшему ее руки в своих, и высокому оборотню, безмолвно стоявшему у нее за спиной, чьей подругой она стала.
«Моя подруга. Моя...»
Содрогнувшись в последний раз, Шон выкрикнул ее имя, с наслаждением вдохнул аромат ее тела. Андреа тоже закричала, извиваясь под ним, — эти крики сводили его с ума.
Шон молча осыпал ее поцелуями. Он как будто на время утратил дар речи, но нисколько не сожалел об этом. Сейчас ему хотелось только одного — целовать ее, ласкать, раз за разом все глубже входя в ее покорное тело.
Ее губы были мягкими, глаза в лунном свете, казалось, отливали серебром. Шон вдруг вспомнил, что Фионн смотрел на него с такой же надменностью, которую он не раз замечал на лице Андреа. Да, сомневаться не приходилось — эти двое были родственниками.
Шон посмотрела на Андреа — она была такая тоненькая, изящная... а сам он не чувствовал ничего, кроме дикого, почти животного желания. Он уже излил в нее свое семя, но плоть его вновь окаменела. Шон скрипнул зубами — мышцы Андреа непроизвольно сжались, сдавив его плоть, и он понял, что вновь готов к соитию.
— Что с тобой? — Андреа осторожно коснулась его щеки.
Хриплое рычание вырвалось из его груди, и Шон почувствовал, что снова обрел способность говорить.
— Я оказался внутри твоего восхитительного тела... что, по-твоему, я должен чувствовать?
— Что сходишь с ума от желания?
— Будь я проклят... так и есть!
— Говоришь в точности, как Эллисон.
Шон заскрипел зубами:
— Не вздумай сравнивать меня с этим жалким волколаком — да еще когда мы занимаемся любовью!
Андреа рассмеялась. Эта ее манера дразнить его когда-нибудь сведет его в могилу.