— Наверно, иногда это досадно, — предположил я. — Если бы, например, я поднес вам стаканчик виски…
— Мои немногочисленные друзья, — ответил он, — обычно любезно строят приглашения так, что это позволяет мне не только придерживаться своей системы, но и принимать виски. Не раз меня спрашивали, не откажусь ли я от подобных вещей.
— И ответ все равно «Нет»?
— Обязательно.
На этом этапе Джо ничего не сказал, но у меня возникло ощущение, что это признание было ему не по душе; казалось, ему было неловко внутри меня. Старик, по-видимому, тоже отчасти забеспокоился. Он склонился над чайной чашкой с отсутствующим видом, как будто был занят совершением таинства. Затем он попил пустым горлом, издавая полые звуки.
Святой человек.
Я снова повернулся к нему, опасаясь, что припадок разговорчивости у него прошел.
— Где черный ящик, только что бывший под полом? — спросил я. Я указал на дырку в углу.
Он покачал головой и ничего не сказал.
— Вы отказываетесь мне сказать?
— Нет.
— Вы будете возражать, если я его возьму?
— Нет.
— Тогда где он?
— Как вас звать? — спросил он резко.
Этот вопрос удивил меня. Он не имел отношения к моим словам, но я не заметил его бессвязности, потрясенный наблюдением, что, несмотря на простоту вопроса, я не могу на него
ответить. Я не знал своего имени, не помнил, кто я. Я не знал наверняка, откуда я пришел и какие у меня дела в этой комнате. Я обнаружил, что ни в чем не уверен, кроме поиска черного ящика. Но я знал, что имя другого человека Мэтерс и что он был убит насосом и лопатой. У меня же имени не было.
— У меня нет имени, — ответил я.
— Тогда как я могу вам сказать, где ящик, если вы не сумеете подписать квитанцию? Это было бы в высшей степени необычно. С таким же успехом я мог бы его вручить западному ветру или дыму от трубки. Как вы оформите важный банковский документ?
— Имя я всегда могу раздобыть, — ответил я. — Дойль или Споддман — хорошее имя, то же самое и О'Свини, и Гардиман, и О'Гара. Могу выбрать любое. Я не привязан на всю жизнь к одному слову, как большинство людей.
— «Дойль» мне не очень нравится, — рассеянно сказал он.
Имя — Бари. Синьор Бари, прославленный тенор. Пятьсот тысяч человек столпилось на огромной пьяцце, когда великий артист выступал на балконе собора св. Петра в Риме.
К счастью, эти реплики не были слышны в обычном смысле слова. Старик Мэтерс впился в меня глазами.
— Какой ваш цвет? — спросил он.
— Мой цвет?
— Да ведь знаете же вы, что у вас есть цвет?
— Люди нередко отмечают, что у меня красное лицо.
— Я имею в виду совсем не это.
Проследи внимательно, это наверняка будет весьма интересно. А также и очень назидательно.