— Это мой личный музыкальный инструмент, — сказал Мак-Кружкин, — и я играл на нем свои собственные мелодии, чтобы извлекать из их сладости индивидуальное удовольствие.
— Я слушал, — ответил я, — но услышать
вас мне не удалось.
— Это интуитивно меня не удивляет, — сказал Мак-Кружкин, — потому что это мой собственный коренной патент. Вибрации чистых нот так высоки в своих тонких частотах, что их не способна оценить ушная чашечка человека. Только лично я сам владею секретом этого пред мета и его интимными путями, конфиденциальным навыком обходить его. Ну-с, что вы теперь об этом думаете? у
Я вскарабкался на ноги, чтобы пойти назад в контору, слабо проводя рукой около лба.
— Я думаю, это крайне акаталектично — ответил я.
Вновь проникнув в контору, я обнаружил там двух джентльменов по имени сержант Плак и мистер Гилхени. Они проводили собрание на тему о велосипедах.
— Я ни в коей мере не признаю трехскоростных переключателей, — говорил сержант, — это новомодный прибор, он распинает ноги, из-за него половина несчастных случаев.
— В нем сила для холмов, — сказал Гилхени, — не хуже как вторая пара шкворней или маленький бензиновый моторчик.
— Эту штуку трудно регулировать, — сказал сержант, — можно так затянуть свисающее из него железное кружево, что у педалей вообще не будет сцепления. Он никогда не останавливается как следует и слегка напоминает дурно подогнанные зубные протезы.
— Все это ложь, — сказал Гилхени.
— Или как колки скрипки в базарный день, — сказал сержант, — или как худая жена во чреве холодной постели весной.
— А вот и нет, — сказал Гилхени.
— Или пиво на больной желудок, — сказал сержант.
— Вот уж что нет, так нет, — сказал Гилхени. Уголком глаза сержант заметил меня и по вернулся поговорить, отняв у Гилхени все внимание.
— Мак-Кружкин небось проводил с вами свою беседу, — сказал он.
— Он был крайне объяснителен, — сухо ответил я.
— Он комик, — сказал сержант, — ходячий магазин, можно подумать, что он весь на проводках и приводится в движение паром.
— Так оно и есть, — сказал я.
— Он мелодист, — прибавил сержант, — и очень временный, гроза рассудку.
— Насчет велосипеда, — сказал Гилхени.
— Велосипед будет найден, — сказал сержант, — когда я его сыщу и верну его его собственному собственнику в соответствующем законе и обладательно. Вы желали бы быть полезным в розыске? — спросил он меня.
— Не возражал бы, — ответил я.
Сержант сделал краткий перерыв, чтобы посмотреть в зеркало на свои зубы, потом надел на ноги краги и взял палку, показывая, что готов в дорогу. Гилхени был у двери; он приводил ее в действие, чтобы нас выпустить. Втроем мы вышли в середину дня.