Лейтенант Серебряков, наблюдающий сквозь коллиматорный прицел штурмового карабина за приближающимися цепочками вьетминцев, не чувствовал к ним ничего кроме холодного любопытства. Сколько он не пробовал вызывать в себе жгучую ненависть к этим людям, получалось это не сразу, а лишь после начала боя. Эти тщедушные с виду колонисты похожие на худых подростков совсем не выглядели опасными. Некогда мирные фермеры, обрабатывающие землю и выращивающие своих домашних животных в глазах любого жителя внешних миров были не больше чем дикарями, копающимися в грязи. Их женщины были словно фарфоровые статуэтки, буквально хрустящие в объятиях бравых десантников, пехотинцев и спецназовцев из экспедиционного корпуса Анклава на Эпсилоне. Но так же он знал, что они были очень хитрыми и опасными, несмотря на благодушный вид. Любой из них с радостью отдаст жизнь лишь бы захватить с собой на тот свет гаиджина, а их пытки и издевательства над пленными порой поражали своей жестокостью даже видавших виды спецназовцев, вызывая дрожь в их душе. Как же так вышло, что могущественный и непобедимый Анклав вот уже более семи лет не может справиться с дикарями, невзирая на свою мощь и высокие технологии. Неизменно выигрывая каждое новое сражение, они неуклонно приближались к собственному поражению. И самое ужасное, дух колонистов не могли сломить даже бомбардировки городов способные ужаснуть кого угодно одним лишь видом. День и ночь бомбы всех типов и размеров сыпались градом на города Северного Вьетминя, а эффект по-прежнему нулевой. Что же они за титаны способные пережить всепожирающее пламя небесного огня и смерть сотен тысяч своих соплеменников?
Нет, они не титаны и не боги, напомнил себе Серебряков. Они всего лишь люди как и мы. Так же страдают от голода, болезней и лишений. Истекают кровью если их подстрелить. Со своими страхами и мечтами. Способные лишь на подлый удар в спину, а на честный бой кишка тонка.
Сделав саперу, знак подорвать установленные заряды, Серебряков переключился на одиночный режим ведения огня. Боеприпасов осталось мало, каждый патрон приходилось расходовать экономно. Ущелье сотрясли два мощных взрыва, эхом отдавшись в ущелье. Узкую тропу, по которой в этот момент цепочкой спускались преследователи, осыпало каменной шрапнелью, мгновенно уничтожив и похоронив под обломками около двух десятков человек. Дождь быстро рассеял поднявшееся от взрыва облако дыма, открыв вид на истерзанные останки тех, кто еще недавно были живыми людьми. Установленные с обеих сторон тропы взрывные устройства сработали настолько отменно, что даже не пришлось добивать раненых – таковых просто не осталось. Почти сразу пришлось перебраться за гребень ближайших скал – идущие следом за передовой группкой вьетминцы стали опасливо обходить место взрыва по обеим сторонам тропы. Спецназовцы дружно открыли по ним огонь из бесшумного оружия, еще больше внеся сумятицу в ряды и без того испуганных и разъяренных преследователей. Неожиданно боец рядом с Серебряковым ткнулся лицом в камень, словно задремав, а через миг уже скатывался в пропасть, оставляя за собой кровавую дорожку. Серебряков успел поймать его за щиколотку, предотвратив падение с двадцатиметровой высоты на острые камни. Как только он перевернул парня лицом вверх, то почувствовал, как сердце в груди забилось учащенно. Правая часть черепа была снесена напрочь, словно после попадания в глазницу разрывной пули. Первая мысль – случайная пуля на излете. Без выходного отверстия трудно понять, что за боеприпас использовал стрелок, а входное слишком сильно залито кровью.