— И я так подумал. Когда она увидела меня, то жутко перепугалась. Я быстро объяснил ей, кто я такой, тем более она сама начала меня узнавать.
— Наверное, она почувствовала большое облегчение, узнав, что ты коп, а не серийный маньяк, — говорю я.
Если он и заметил иронию, то вида не показал.
— Она снова села, и мы начали разговаривать о ее муже, но больше о ней. Видишь ли, решение надо было искать в ней, а не в ее муже. Он-то навсегда останется садистом. Остановить его не было никакой возможности. Чего люди не понимают, так это того, что такие парни неисправимы. В смысле как их вообще можно исправить, если все, с чем они сталкивались в жизни, это насилие? Я пытался поговорить с ней, спокойно и рассудительно, и сначала все шло хорошо.
Он останавливается и смотрит на меня. Его глаза как будто увлажнились. Интересно, хватит ли его актерских способностей на то, чтобы заплакать? Я побуждаю его говорить дальше, слегка поправив садовые ножницы. Хотелось бы узнать, что он думает.
— Но скоро она потеряла нить моих рассуждений.
— Ты хочешь сказать, правильную нить?
— Точно. Ты знаешь, каково это, Джо, когда ты абсолютно уверен в чем-либо, то есть на двести процентов уверен, но не можешь убедить кого-то в этом? И дело не в том, что они не понимают или не хотят понимать. Они просто привыкли так неправильно поступать, что для них просто нет других путей.
— Боб, не отвлекайся.
— В конце концов мы разошлись во мнениях, кстати, довольно быстро, и скоро начали спорить. Наконец она стала орать, чтобы я уходил. Я попросил ее успокоиться, но она не успокаивалась. Потом она попыталась вызывать полицию, так что мне пришлось ее остановить. Она ударила меня, и мне пришлось ответить. И следующее, что я помню: я стою над ее обнаженным мертвым телом.
Он замолкает.
Мы оба слушаем тишину в комнате. Я верю в большую часть его истории, но кое-что он все-таки упустил.
— Трогательная история, Боб, — говорю я, протирая глаза воображаемым платком, будто стирая несуществующие слезы. — По-моему, ты прибегнул к классической защитной стратегии. Вас этому учили в колледже или ты позаимствовал ее, когда стал полицейским? Видишь ли, Боб, то, что ты сейчас проделал, случай довольно распространенный. Ты всю вину свалил на жертву. Это она была с тобой не согласна, это она вела себя неадекватно, и она же первая тебя ударила. Если бы она чего-нибудь из этого не сделала, то осталась бы жива. Я прав?
Ответа нет.
— Я прав, Боб?
Снова попытка пожать плечами.
— Не знаю.
— Да ладно, Боб, все ты знаешь. Это старый добрый сценарий домашнего насилия. Она заслуживала наказания, потому что перешла черту, не правда ли? Если бы она делала то, что ей говорят, если бы она просто слушалась, то жила бы и сейчас, довольная и счастливая. Но она не слушалась, поэтому ты убил ее — хотя и не помнишь, как ты это сделал. Это второй стандартный случай, Боб. Скольких убийц, которые говорили тебе, что ничего не помнят, ты засадил? Сколько людей тебе говорило, что если бы не безумное поведение той или этой женщины, то никогда не случилось бы то или это. А теперь расскажи мне, что произошло на самом деле.