Я кидаю портфель на скамью, подхожу к окну и смотрю на город, расстилающийся внизу. Там жарко. Тут, внутри, тепло. Тепло и душно. Замечательная погода, чтобы не работать. Женщины ходят по улице, на них короткие юбочки и топики, сшитые практически из ничего. В хорошие дни отсюда, сверху, можно заглянуть за вырез на груди. В очень хорошие дни можно разглядеть и соски. К концу дня все эти женщины прячутся. Они боятся оказаться следующей жертвой, распластанной на первых полосах в газетах. Ночной воздух наэлектризован страхом, и не похоже, что в ближайшее время это изменится. Они делают все возможное, чтобы притвориться, что ничего плохого с ними случиться не может.
Я отворачиваюсь от окна и расстегиваю верхние пуговицы на своем комбинезоне. Мой офис состоит из скамьи, тянущейся по всей комнате из конца в конец — около четырех метров, — вдоль той же стены, где находится окно. Остальная мебель состоит из стула.
Комната завалена банками с краской, разным тряпьем, швабрами и растворителями, от которых у меня иногда болит голова. Тут еще ведра и половые тряпки, инструменты, кабели, запасные полки, запчасти и вообще много чего запасного. Офис хорошо освещен, потому что большую часть дня залит солнечным светом, и это хорошо, так как лишь половина ламп дневного света на потолке работают. Я все время забываю попросить Салли их заменить, а если и вспоминаю, то боюсь это сделать. Я уверен, что она на меня запала; это нормально для любой женщины, но, когда дело доходит до таких, как Салли, становится немного не по себе.
Так как кондиционер в моем офисе сломан, а окна не открываются, у меня на скамье стоит вентилятор, который громко жужжит, когда его включают. Рядом — кофейная кружка с моим именем. Хорошо продуманный подарок от матери. В конце скамьи стоит фотография Шалуна и Иеговы в рамке.
Я беру в углу ведро, швабру, стоящую рядом, и иду на третий, освежаемый кондиционером этаж. Потом захожу в еще более прохладный мужской туалет. От запаха хлорки приходится дышать через рот, иначе я грохнулся бы в обморок.
— Привет, Джо.
Я поворачиваюсь и вижу мужчину, который пытается спрятать свою тупость с помощью пригоршни геля для волос и наполовину отпущенных усов.
— Доброе утро, констебль Клайд, — говорю я, опуская ведро на пол.
— Великолепное утро, Джо, не так ли?
— Это точно, констебль Клайд, — отвечаю я, соглашаясь с его удивительной проницательностью. На самом деле великолепно не только утро, но и вся неделя.
Я смотрю в стену, пытаясь не смотреть на его маленький член, пока он испускает продолжительную струю. Застегивая ширинку, он чуть приседает, как будто ему необходимо использовать всю имеющуюся инерцию, чтобы поднять молнию. Руки он не моет.