– Вопрос понятен, – кивнул Лукьянов.
– Юрий Петрович, – незаметно показал глазами на американскую «делегацию» Валенда, – вы хотите при всех рассказать?
– Конечно, пусть американцы тоже послушают. Все равно ничего не поймут, – откинулся в кресле Лукьянов, – а если и что-то поймут, то воспроизвести это я им не позволю: заблокирую. И поскольку волею судьбы все эти знания сосредоточены во мне, то я постараюсь кое-что пояснить.
Веселая компания и американские товарищи затаились.
– Я сам пока понимаю слабо, – продолжал несколько взволнованный Юрий Петрович, – но чувствую то, что мне можно и нужно делать в конкретный момент, а что категорически воспрещается. Это первое. Второе. Если говорить конкретно, то эту совокупность запредельных знаний и возможностей сам Кондратьев назвал «Лабиринтом». И все. Больше я никаких секретов не получал. У меня такое ощущение, что когда я открыл чемодан и интуитивно собрал схему, то в меня «влили» какую-то волшебную жидкость, и я стал другим, хотя внешне не изменился.
– Просто чудо! – восхитилась Зырянова.
– Да, пожалуй. Так вот, у Кондратьева в записях имеется ссылка на «принцип конической лабиринтности с точками бифуркации», а никакого описания этого принципа нет. Если быть точным, то вообще ничего нет. А есть только мои возможности творить чудеса. И еще: я ощущаю себя исполнителем чьего-то плана, чьей-то воли. Только пока не знаю, доброй или злой. В этом кроется опасность. И получается, что я действую по уже созданной схеме. Но я пока не знаю, что будет в финале. Какой должен быть результат. Вот и все, если вкратце.
– Прекрасно, – вновь вступил Зорин, обращаясь к путешественникам. – Он сам ни черта не знает, и мы с ним летим на самолете в космос! Просто замечательно!
– Андрей, – улыбнулся приветливо Лукьянов, – я, может быть, чего и лишнего наговорил, но могу обещать на сто процентов, что безопасность гарантирована всем. И тебе в первую очередь. Собственно, мы здесь только ради тебя.
– Ура! – дружно грянула веселая компания, и Тимошка сразу затянул песню, которую дружно подхватили остальные, – «мы едем, едем, едем, веселые друзья».
– Очень смешно, – растрогался Лукьянов. – Только не пугайте наших американских гостей. Для них мы и так – дикари, а тут вы еще с гармошкой, да на самолете, да на Луну. Ну, а если вы серьезно меня воспринимаете, то слушайте дальше.
– А все ж таки, что такое «Лабиринт»? – успел вставить Шустрый.
– Виктор Анатольевич! Приглуши-ка свет в салоне! – и Лукьянов щелкнул пальцем. – Смотрите!