– Чего удумали то! В церквах креститься и свечки отпевать, а сами ни во что не веруют! Хочь бы народу постеснялись, сволочи, и по телевизиру. Я вот не верю и все, хоть что со мной делай. Нету никакого Бога.
В воздухе выкристаллизовалась мучительная тягость; вот так, запросто, по ходу движения общественного транспорта, в далеком уральском городке, после рабочей смены, ребром ставился главный философский вопрос о первичности материи и вторичности сознания.
Напрасно надеялся Андрей Иванович, что, наверное, все обойдется, и возмутитель спокойствия не найдя поддержки и понимания, так и закончит свое краткое выступление, но этот момент певуче зазвучало сопрано.
– Что ты, старый пень, буровишь? Тоже мне, Барух[6] выискался! Ничего в этом не смыслишь, а туда же – критиковать, атеист несчастный, – пропел женский голос, уверенный в своей непоколебимой правоте.
Троллейбус вместе с головой водителя в открытой двери кабины и кондуктором, прекратил дышать от восторга.
– А вот и н-н-н… нет, Гагарин летал и, этот… Леонов с Титовым, и что? – обрадовался, как рыбак долгожданной поклевке, нарушитель спокойствия.
– Что ты заладил, ей Богу, «летал, не видел», – передразнила воинствующего атеиста сопрано. – Всю Россию испоганили, антихристы проклятые, все церкви разрушили, вот и получили и секс, и бандитов на каждом шагу. Посмотрите, что делается? Это все из-за вас, поганцев! Довели страну до ручки! – уже не слушая бубнящие реплики атеиста, перешедшего на невыразительные междометия, давала отповедь материалистам всех мастей сопрано.
Андрей Иванович сразу понял, что после этой страстной вокальной партии, аудитория сразу же поделилась на непримиримых идеалистов и воинствующих материалистов, причем, идеалистами стали преимущественно мужчины. Партия сопрано заслуженно пользовалось успехом.
«С таким голосом надо бы петь в оперном, – подумал Андрей Иванович, разглядывая наглую синицу. – Или, может, у них это все отрепетировано. Так, чтобы народу не скучно было. У многих путь неблизкий. Потом пойдут по вагону с шапкой – „Вы прослушали краткий спецкурс по атеизму, прошу оплатить“».
Сопрано, между тем, отбивала нелепые и вздорные аргументы престарелого «Баруха» и, безусловно, доминировало, завоевывая все больше симпатий попутчиков обоего пола. Хорошо поставленный женский голос продолжал приятно звучать все увереннее и торжественнее. Как в настоящей церкви. Внимая певучей проповеди, троллейбус перестал скрипеть и катил уже бесшумно и ровно и, кажется, без остановок.
Желание увидеть сопрано было так велико, что Андрей Иванович стал подниматься на цыпочках и максимально вытягивать шею. В этот момент тусклые, потолочные фонари засветились ровнее и ярче, а металлическая крыша троллейбуса сделалась подобно светлому церковному своду. Андрей Иванович понял, что пространство трансформировалось самым чудесным образом. В тишине, на фоне светлого троллейбусного «свода» соткались из света и теней одухотворенные, иконописные мужские и женские лики всех семидесяти трех уральских пассажиров, включая детей и водителя с кондуктором, внимающих с почтением речам пассажирки.