Большая голубая сойка снова плескалась в блюде на подоконнике. Леди схватила с постели револьвер, навела его на птицу и нажала на спуск. Выстрела не последовало. Аверьян успел разрядить револьвер незаметно даже для Анатолия.
— Дело придётся прекратить за отсутствием состава преступления, — сказал Аверьян Анатолию, когда Леди увели. — Нет никакого сомнения, это было самоубийство. А что она сожгла его письмо, мы никогда не докажем.
— Но зачем, зачем она берёт убийство… на себя? Неужели только для того, чтобы покрасоваться на экране?
— И это тоже. Она уверена, что любой суд оправдает её как героиню, предотвратившую взрыв. Между прочим, после взрыва она действительно должна была застрелить его — помнишь револьвер в борсетке? — пересесть в другую машину и ехать в аэропорт. Билет у неё был…
— Ничего не понимаю! Зачем ему было устраивать взрыв? Зачем ей клепать на себя?
— А ты пойми! Представь себе, как после взрыва подорожало бы оружие, которым он торговал! А то так называемая чеченская война, глядишь, и кончилась бы, если бы не такие взрывы… Он же мелкая сошка в этой войне. Ему заказали взрыв, а ей заказали его; у него душа отказала, а ей язык не отказал…
Оставшись на свободе, Леди везде, где только могла, кричала о том, что она предотвратила взрыв, что она своими руками убила преступника и что угрозыск замалчивает готовившееся преступление против спящей Москвы. Она намеревалась выступить как героиня на концерте группы «Жером», приуроченном к сорока дням после смерти Гюнтера.
— Пойдём на концерт, — сказал Анатолию Аверьян. — И не забудь наручники захватить.
— А ордер на арест?
— Ордер на арест уже выписан.
Концерт шёл под восторженный рёв зала, Рёв усилился, когда на сцену выехал в инвалидном кресле безногий певец Ерёма. Ему оторвало ноги миной на войне. Леди подобрала его, поющего в поезде. Ерёма запел:
Запомнил он её походку,
Как, бёдрами качая, шла,
И задушил солдат красотку,
Стрелявшую из-за угла.
Кто говорит — не виновата
Убийца доблестных парней?
Посмеет кто судить солдата
Суд совершившего над ней?
— И Ерёме делать нечего будет, если война кончится, — шепнул Аверьян Анатолию, — но ты посмотри туда…
Не снимая папахи, в зал вошёл Меджид, благополучнейший чеченский предприниматель, новый, а возможно, всегдашний покровитель группы «Жером». Ко всеобщему изумлению, Анатолий направился к нему и надел на него наручники.
— Мишка… Кусачий… Тебя же застрелили при попытке к бегству.
— Что ж, начальник, если меня застрелили, я на концерт прийти не могу? — кобенясь, перефразировал Мишка реплику из «Зойкиной квартиры».