Да, когда спросят в Харбине о впечатлениях Москвы и России, — что сказать? Единственно напомнить:
Умом России не понять,
Аршином общим не измерить,
У ней особенная стать…
Как поразительно ново и свежо звучит этот старый стих в отношении к нынешней России, насквозь пронизанной иррациональной стихией, одержимой некими демонами, витающими между добром и злом. Порыв, elan vital в бергсоновском смысле. Чудо. Страна словно сразу сорвалась с исторической оси и обретает новое равновесие в каком-то новом историческом плане. Отсюда — творческий тонус жизни, и впереди великая неизвестность, «великая судьба, или великое падение». Ведь сломаны старые мерки и, пока новые еще устанавливаются, — звучит критический тезис диалектики Гераклита:
Путь вверх и путь вниз — одно.
Лишь потом, когда завершится процесс переплавки старого в новое, можно будет произвести точный отбор «добра» и «зла» в этом процессе. Но теперь добро и зло так тесно в нем перемешаны, что, кажется, каждое его звено соткано из их своеобразного сплава. И мы можем больше чувствовать, предощущать, нежели знать, — где добро и где зло.
Отсюда и безумие, коего много теперь повсюду на Руси. Есть много безумия, есть много и просто бессмыслицы: эти понятия надо различать. Верится («можно только верить»), что это — вещее безумие, «мудрость перед Господом».
Хочется себя одернуть: друг Аркадий, не говори красиво. Но, читатель, проезжай по Байкалу: я уверен, ты тоже «заговоришь красиво». Виноват Байкал, а не я и не ты. Виновата Россия. Прислушайтесь к ней — и здесь, и в Москве. Но только глубже ухо, ухо к земле!.. Слюдянка (2 ч. дня).
…Синеет Байкал, синеют горы. У берегов вода зеленая — от зеленого дна. Рассеялся туман…
— и ясно видит око,
Как труден горный путь и как еще далеко,
Далеко все, что грезилося мне…
Ничего… «Конкретный идеализм»… Трудно — да. Всем трудно… Но вот туман-то все-таки рассеялся!..
…Солнце, голубое небо, синий, похожий на море Байкал. Свежий воздух, полный воды и зелени. Как тут не «рявкнуть осанны», даже если и труден горный путь!.. Все прекрасное трудно…
…Одно ясно: из интернационалистской революции Россия выйдет национально выросшей, страной крепчайшего национального самосознания. Октябрь с каждым годом национализируется; нужно будет публицистически это выразить формулой: «национализация Октября».
Она происходит независимо от того, в какие экономические формы выльется хозяйство страны; независимо также и от того, в какой степени разовьется наш федерализм. Отрадны теперешние успехи государственной промышленности. Быть может, и удастся задержаться на гибридных, государственно-капиталистических позициях. Если удастся, тем самым будет обеспечен прекрасный фермент государственного централизма, великий национализирующий стимул. Равным образом, мощная, индивидуализированная государственность, конечно, вполне мыслима и в правовой рамке федерации (сводящейся, главным образом, к так называемой «культурной автономии»). А нынешняя обособленность Советского Союза от остального мира есть, несомненно, в свою очередь, исключительной силы национализирующий фактор. До времени он чрезвычайно ценен, его действие будет глубоко плодотворно. Как это уже явственно чувствуется в теперешней Москве, в беседах со спецами, с партийными хозяйственниками!.. Вместе с тем, чем интернационалистичнее тенденции советского правительства, тем они специфически национальнее и тем обособленнее положение Союза в мире. «Федора-странница — всему миру печальница»: но это характеризует лишь ее самоё, выделяя ее среди остальных.