Отчим вперил взор в гостя.
— Когда я был молодым человеком вашего возраста, юноша, я служил в армии младшим офицером, — заявил он. — Я был приучен к дисциплине и, смею надеяться, принадлежал к числу воспитанных людей, которые уважают мнение старших. Когда мы с вами встречались в последний раз, я ясно дал вам понять, что не одобряю вашего знакомства с моей падчерицей.
Кевин врос в пол. Он откинул со лба непослушную прядь волос и некоторое время стоял молча, с вызовом глядя на отвратительного типа, приемной дочерью которого имела несчастье быть его возлюбленная.
— Прежде всего, сэр, хотя вы и старше меня по возрасту, я не считаю, что вы можете отдавать мне приказы, — произнес он наконец. — Заметьте, я не младший офицер и не обязан подчиняться командиру. И потом, я не понимаю, почему вы запрещаете мне встречаться с Касс.
Генерал испепелил его взглядом:
— А это уж, сэр, позвольте мне решать.
— Прошу вас не забывать, генерал, что вы мне не отец, — вмешалась в разговор девушка. — Да, я знаю, я выросла в вашем доме, но это еще не дает вам права решать мою судьбу.
— Ты всегда была неблагодарной девчонкой, Кассандра. Как ты можешь забыть о том, чем я пожертвовал ради тебя и твоей матери?
Миссис Вудбер отчаянно заморгала. Она не могла припомнить, чем пожертвовал для них ее второй муж, — разве что сделал их обеих несчастными; но она была слишком робка, чтобы сказать это вслух. Она всю жизнь твердила себе, что Майлз у нее такой славный, такой импозантный… Хотя в глубине души она очень симпатизировала Кевину Мартину.
— Я уже утром говорила, — продолжала Касс, — что на самом деле вам не в чем обвинить Кевина, так что не стоит начинать все сначала. Сегодня мы пришли сюда вдвоем, чтобы сообщить: мы собираемся пожениться в начале июня.
Молчание, воцарившееся в комнате после этого отчаянно дерзкого заявления, дышало холодом ледяной пустыни.
— Вот именно, — в запале добавил юноша. — И сегодня я посмел пересечь порог вашего дома, генерал, чтобы сообщить вам лично, глядя в глаза, что все равно женюсь на Касс, как бы вы нам ни препятствовали. Вот так!
Мистер Вудбер поднялся, застегнул сюртук до последней пуговицы и поправил свой строгий черный галстук. Дороти присела в кресло, потому что ноги у нее подкосились. Лицо у нее плаксиво сморщилось, однако слез не было. Сухими, полными ужаса глазами она смотрела на дочь. Касс, сердце у которой было мягкое и доброе, подошла к матери, положила руку на ее худенькое плечико, впервые заметив, как та постарела в последнее время — появились седина в каштановых волосах и морщинки под глазами. Касс даже стало страшно, когда она подумала, что любовь может кончиться вот так… Безумно, безоглядно влюбленная женщина вдруг обнаруживает, что обожает черствого эгоиста, каким оказался генерал, и все эти годы отчаянно пытается убедить себя, что все равно привязана к нему. Бедная мама!