– Мама, а с кем тетя Саша пелеспала? – вопрошала она, а я при упоминании одного только имени тети Саши сначала побелела, потом покраснела, а потом истерически и фальшиво затрещала визгливым, совершенно не своим голосом:
– Ни с кем она не переспала, с чего ты взяла! – А Авенга (твою-то мать!) вдруг сосредоточилась и стала внимательно на меня смотреть. Я постаралась унять приступ паники и дышать ровно. Но не суждено мне было дышать. Элька надула губы и крикнула:
– Она с мужем пелеспала. Ты сказала, с мужем! – И скрестила на груди свои маленькие ручки.
– Со своим мужем? – Авенга влезла в разговор раньше, чем я успела стащить с Эльки майку и уволочь ее подальше. Ответ прозвучал, как гром молнии.
– С Мал-лениным, – уточнила Эля, игнорируя мои сигналы и требования замолчать и демонстрируя чудеса своей памяти в самый неудачный момент.
Как же так, неужели все слышала? Что она делала в тот момент, когда я вещала свою новостную программу для Тимофея? Она была в своей комнате. Дверь была прикрыта, но это ничего не меняет. Черт-те что, какие у нас картонные стены! Никакой звукоизоляции. Когда я в комнате говорю: «Эля, иди чистить зубы», – она никогда не слышит. Зато когда я говорю: «Осталось одно миндальное печенье, что же мне с ним делать?» – она летит пулей, даже если я это прошепчу. Осталось только проклинать небеса за то, что она так хорошо запомнила все, даже имя Марлены. Это уж никуда не годится. Тайна рушилась на глазах, а Авенга стояла и смотрела на это с напряженным вниманием. Хорошо еще, что она – не Бася. Можно договориться. Можно попытаться ее подкупить. Черт, что я несу!
– С ничьим! – крикнула я. – Что за глупости. Ты что-то путаешь!
– Не путаю. Ты же говолила? – уперлась Элька. Да уж, у детей с интуицией очень-очень плохо. Иначе бы она уже давно почувствовала, что ей следует замолчать ради ее же собственной безопасности. Мама в гневе страшна.
– Что я говолила? – от волнения я и сама начала картавить. – Я ничего тебе не говолила!
– Что мама Вовочки! Пелеспала. Что это значит – пелеспала? С мужем Мал-лены! – добила меня она. Я посмотрела на Авенгу. Взгляд ее не предвещал ничего хорошего. Хуже и быть не могло. Я знала что-то и не сказала ей. Я врала ей в лицо, прямо здесь и прямо сейчас, за этим самым кофе с корицей. А она мне еще и гадала.
– Ты просто неправильно все поняла, – фальшивила я. И тут, словно бы стремясь доказать, хуже может быть всегда, Элька добавила:
– Так и сказала – пелеспала! Ты это дяде Тиме говолила, котолый тебе делал искусственное дыхание! – Тут уж действительно она сказала все. И сделала все, чтобы ни одной пяди моей жизни не осталось при мне. И, как следовало ожидать, позволила наконец снять с себя майку с номером.