Он почувствовал холод, хотел потянуться и едва не вскрикнул от резкой боли в левом боку. «Шмякнуло о камни!» Ему показалось, что сломаны ребра, хотя он и не знал, какая при этом бывает боль.
С моря доносился глухой рев шторма. Волны дыбились у каменной гряды, лежавшей в полукабельтове от берега, раскачивали торчавшие веником обломки катера. По эту сторону камней была толчея, как в кипящей кастрюле. Среди лохматых туч синели окна, а справа, у темного мыса, обрубившего горизонт, над морем лежало затянутое дымкой, блеклое, но все еще яркое солнце.
«Как я сюда попал?» — напряженно думал Гаичка, торопя память. Но воспоминания не спешили, раскручивались последовательно, как в кино.
Тогда тоже гремели позывные. Его друг Володька Евсеев размахивал транзистором и кричал на весь стадион:
— Ген-ка-а! В военкомат пора!
С полуоборота, как стоял, Генка ударил по мячу и не поверил своим глазам: мяч вписался точнехонько в правый верхний угол ворот.
— Ну ты даешь! — сказал вратарь.
Генка помахал ему рукой. Он так и бежал через пустой стадион, помахивая рукой, как подобает победителю. И позывные, разрывавшие транзистор, звучали для него торжественным тушем.
Потом они шли по улице и разговаривали.
— Я буду в пограничные проситься. А ты?
Генка промолчал. Без определившихся желаний он подходил к длинному столу мандатной комиссии.
— Га-еч-кин! — вызвал военком.
— Гаичка, — поправил Генка.
— Куда бы вы хотели, товарищ Га-ич-ка?
— В этот, во флот, — вдруг решил Генка, вспомнив красивую матросскую форменку на плакате, что висел в коридоре.
— На флот, — поправил его пожилой моряк с двумя большими звездами на погонах.
— Мы же в пограничные договорились, — шепнул от дверей Володька Евсеев.
— Точно. В пограничные.
— Все-таки куда? Везде-то ведь не выйдет.
— Почему не выйдет? — Моряк за столом приветливо улыбнулся. — Есть такое место…
Тогда Гаичка еще не знал, что именно в тот момент решилась его судьба. А заодно и Володьки Евсеева. Решилась раз навсегда и окончательно.
Кавторанг из военкомата не обманул. Гаичка попал в морскую пограничную часть. Мог стать комендором или минером, как Володька Евсеев, и породниться еще с богом войны. Да не стал. На комиссии в морской школе ему сказали:
— Такому спортсмену место на мостике. В сигнальщики…
Гаичка вначале загордился, даже домой написал: «Мое место на корабле выше, чем у самого командира…» И не больно приврал: командир — в рубке у машинного телеграфа и переговорных труб, а сигнальщик — всегда на верхнем мостике, даже на крыше рубки, если у бинокулярной трубы.
Мог бы Гаичка еще и «полетать»: корабль на подводных крыльях стоял рядом у стенки. Его некоторые называли гидротанком. Так что, можно сказать, все роды войск собрались у одного пирса. Но не попал он на крылатый, о чем горевал вначале целых два дня. А когда узнал, что там матросам дают шоколад, и совсем расстроился. Но потом, как это ни удивительно, именно шоколад и вылечил его от грусти по крылатому.