— Ну что — может, в шахматы? — уныло спросил Поэт, по-прежнему не оборачиваясь. Энтузиазм в интонации если и прослеживался, то самая ничтожная крупица.
Занудин пожал плечами и что-то промямлил.
— Впрочем, у меня и шахмат-то нет… это я чего-то так, не подумавши брякнул.
Занудин продолжал топтаться на месте.
— Хотите, я вам стихи почитаю? — совсем уже тягостным тоном произнес Поэт, словно делал Занудину одолжение. В воздух взметнулся очередной обрезанный ноготь и на фоне лампового света отлил желтым…
— Почитайте, — смирился Занудин со своей участью.
— Сам написал, — подчеркнул Поэт и с вдохновением приступил к декламации:
Я бы оставил после себя что-нибудь
Во вселенской какофонии безразличия.
Пренебречь так легко, но всегда
Ты вернешься к началу пути.
Когда вырубят свет и твой крик —
Хорошо, если слово, как тело,
Поплывет по пучине рук.
Все должно повториться, но вряд ли с тобой…
«Ну и бредятина», — подумал Занудин, погружаясь в кресло (Поэт так и не предложил ему присесть). Пальцы машинально принялись перелистывать поднятую с пола книгу. Содержание изобиловало множеством замусоленных, неразборчивых иллюстраций с расставленными на полях птичками. Поэт тотчас же услышал за спиной шелест страниц и, впервые обернувшись, зло сверкнул линзами очков.
— Вы меня не слушаете? — процедил он сквозь зубы.
— Ни в коем случае, обязательно слушаю, — откликнулся Занудин, уронив книгу переплетом вверх: «122 способа ирригации и отсоса жидкости из полостей организма» было написано на обложке.
Занудин напряженно почесал в области нижнего позвонка. Поэт, вздохнув, продолжал:
О узник сюрреализма, очнись!
Свет лампочки тусклый…
Порхающий шаг таракана…
Спешащего к ней,
Хлебной крошке,
Прилипшей к влажной губе твоей…
Тварь божья песню поет: тра-та-та!
Ты так молод, а осанка уже не та…
Занудину свело челюсти от судорожной зевоты, а в горле предательски заклокотало — но к моменту, когда Поэт обернулся, он все-таки успел слепить маску благодушного внимания. Поэт грозно откашлялся.
И вот ты сидишь у своего окна.
Мир тянет тебя к себе — а ты тянешь мир на себя.
Как хочется возвышенного,
Но с каплей не-у-год-ного Богу!
Каплей, предрешенной стать лишней!
Тело обезвожено…
Тело уже неживое…
Что?! Неужели Это случилось?!
Поэт закончил чтение опуса и с чувством глубокого удовлетворения манерно развернулся к Занудину, отложил ножницы в сторону. Поймав на себе настойчивый взгляд Поэта, Занудин понял, что тот не иначе как ждет от него чего-то. Каких-то, стало быть, слов.
— Но в этих стихах совсем нет рифмы, — осторожно отозвался Занудин (словно боясь звучания собственного голоса) — и моментально пожалел о сказанном.