— А ты философ, Жертва. Ничего, что на «ты», прости?.. Дело-то такое… о высоких материях, добре, зле, переселении душ и прочем — задумываться я не любитель. Рассудок дороже. Впрочем, лукавлю… Слишком часто размышлял я об этих вещах, но кроме тоски и ощущения собственного бессилия ни к чему другому подобные думы не приводят. Разве не так?
Жертва снова захихикал в своей противной манере. Вся внезапно пробудившаяся напыщенность его в мгновение улетучилась. Выудив откуда-то бутылочку с водой, он принялся жадно пить.
— Кстати, а что за этой ширмой? — не выдержал Занудин, указывая оборотом головы себе за спину. Изнывая от ужасного запаха, он решил поторопить ход затеянного расследования.
— Так… предмет мимолетного интереса…
— Какого? — Занудин уже не стеснялся своего любопытства.
— Казнь. Момент казни. Это, знаете ли, что-то непередаваемое!
Занудин невольно фыркнул.
— Будь вы в тысячу раз проницательнее, чем вы есть, господин Занудин, — взвился в ответ на его реакцию Жертва, — вы все равно никогда не смогли бы себе представить, о чем, к примеру, думает только-только отсеченная голова…
— А она еще способна о чем-то думать? — искренне удивился Занудин.
— Некоторое время! Это уж мне известно доподлинно, — облачившись маской несусветной важности, кичливо выговорил Жертва. — Естественно, сейчас мы подразумеваем мыслительные процессы все еще ассоциативно связанные с физической оболочкой, их якобы порождающей…
Занудин промолчал. Жертва, с минуту поразмыслив, деловито сполз с лестницы и, приблизившись к ширме, не без усилий принялся складывать ее гармошкой.
Ага! — внутренне ликовал Занудин. И вот что, в конечном итоге, предстало его взору.
Нечто вроде помоста четырьмя толстыми столбами вырастало из каменного пола. С одной стороны помоста возвышались два других столба, соединенных наверху перекладиной, к которой был подвешен зловещий треугольник. С другой стороны помоста спускалась лестница. Внизу, под треугольником, между двумя столбами располагалась рама, состоящая из двух сдвинутых половинок, образовывавших в стыке круглое отверстие под размер человеческой шеи. Сооружение, целиком выкрашенное в красный цвет, было не чем иным, как гильотиной.
— А сами не хотели бы почувствовать себя в шкуре казнимого? — в то время как Занудин немо уставился на гильотину, с ехидной улыбочкой поинтересовался Жертва, исподтишка за ним наблюдавший.
— Я уже не ребенок и в такие глупые игры не играю, — оправившись от легкого оцепенения, отмахнулся Занудин.
— Ребенку я, может, и не предложил бы.
— Ужас как смешно.